война

     «Не торопись, у нас время с собой», - так сказал мне А.Ф. Некрасов, пенсионер, провожая меня в Любомирове к дому ветерана Алексея Васильевича Садкова. И вправду, «с собой» у наших ветеранов весь двадцатый век и уже краешек двадцать первого. Так трепетно хранят они свои воспоминания и фотографии, терпеливо отзываясь на просьбы рассказать снова и снова о тех исторических событиях, которые им довелось пережить.
  Алексей Васильевич Садков встретил весть о начале войны с Германией в родной деревне Нокшино (сейчас она находится на территории  Любомировского сельского поселения). Полгода назад он вернулся из Запорожья, отслужив срочную. Пора парню было жениться, да пришлось отложить на пять лет мечты о семье, загоревшись одним, самым сильным желанием, единым со всем народом: прогнать проклятого Гитлера прочь с русской земли.
   Уже на второй день войны собрали в Доме культуры в Чёбсаре всех парней и мужчин и через несколько часов поездом отправили на фронт. Распределительный пункт был в Ленинграде, Алексей попал в Прибалтику в 301 артиллерийский полк, 48 дивизию, в 76 противотанковую батарею, был назначен заряжающим орудия. Но судьбой ему было предначертано снова вернуться в Ленинград в составе своей дивизии, но уже в дни блокады. 900 дней он вместе со всеми нёс эту тяжкую  ношу  и вместе со всеми отстоял этот город. 
      - Впервые я видел своими глазами, как люди умирают от голода, - рассказывает Алексей Васильевич. – Тем, кто не успел эвакуироваться и не вошёл в списки на паёк, хлеба было взять негде, и они медленно мучительно умирали. Нам самим выдавали на день по 250 г хлеба. Дадут буханку, сами режем, делим поровну. Но каждый невольно смотрел, какой кусок больше, поэтому решили: один боец отворачивается, а другой показывает поочерёдно на каждую пайку:
     - Кому?
      - Иванову.
      - Кому?
     - Садкову…
    Сам Алексей Васильевич был некрупной комплекции, худощав, и хоть нелегко переносил голод, но держался. Некоторые его сослуживцы, рослые широкоплечие ребята просто съезжали по стенам, теряя силы. А пищи для них взять было негде. Продовольствие доставляли по Ладожскому озеру, которое непрестанно бомбили, машины уходили под лёд вместе с хлебом. Батарея расположилась в «старом» Петергофе, а «новый» Петергоф заняли немцы, множество наших орудий было сосредоточено здесь, врага сдерживали всеми усилиями, и танки не подпустили.
   Дважды Алексей Васильевич был ранен в ногу, раз – в руку, лежал в ленинградском госпитале, а один раз – в морском госпитале в Кронштадте, и сразу же возвращался на фронт. И вот, кольцо блокады прорвано, враг отступает. Уходя, немцы минировали все дороги, и наши солдаты, перейдя в наступление, нещадно подрывались на минах. Однажды и противотанковая батарея, в которой служил Алексей Садков, лишилась из-за мины орудия, которое было разнесено «в дым», и двух бойцов, да четверо были ранены.
    По словам ветерана, только в 1943 году наша армия была достойно вооружена, ранее против немецких автоматов и пулемётов у наших солдат были «драгунки» с четырьмя патронами. Алексей Васильевич считает, что имей мы хорошее вооружение, немец и через границу не перешёл бы.
   Закончил войну Алексей Васильевич в Выборге. Весть о Победе встретили с радостью и ликованием, смеялись и плакали, обнимались со знакомыми и не знакомыми, пели и плясали. Вернулся домой Алексей с наградами: орден Красной Звезды, орден Победы, медали «За отвагу» и «За оборону Ленинграда», пришли живыми с войны и два его брата, пощадила война их семью, это была большая редкость и большое счастье для родных. Закипела мирная жизнь, Алексей женился, в семье родилось четверо детей – три сына и дочь.
    Сейчас нашему герою 93 года, выросли внуки, подрастают правнуки.  Ветерану дали квартиру в посёлке Шексна, но весной и летом живёт он в родном Любомировском поселении. Помогает ему по хозяйству дочь Зинаида Алексеевна, работящая и заботливая. Заходят друзья и соседи, посидеть, потолковать о былом и настоящем. И не было дня, чтобы не вспомнили о войне, слишком глубоко впечатаны эти события в судьбы наших ветеранов. Дай Бог здоровья их и им семьям и низкий поклон им от всех ныне живущих.
Ольга ШИРОКОВА.

Воспоминания детства

    Мое детство прошло в семье родителей, воевавших на полях Великой Отечественной.
    Отец продолжал служить и в мирное время. Частые переезды в гарнизоны от морей Тихого до Атлантического океанов стали семейной обыденностью. Глухомань. «Точки», где проходила служба отца, и сейчас не обозначены на картах.
     Жилая комната всегда одна. На каждом стуле, столе, кровати приколочены бирки с казенными инвентарными номерами.
Нас четверо: папа, мама, бабушка и я. Но случалось, собирались у нас сослуживцы отца, боевые офицеры. И тогда разговоры и воспоминания войны продолжались всю ночь до утра. Девать меня было некуда, поэтому, вечером с ласковым шлепком звучала команда: «В кровать, носом к стенке, и спать».
Какое там спать!
    Жадный интерес к редким, немногословным рассказам о военном времени, воспоминаниям родителей и их однополчан сохранился на всю жизнь.

Не моя, не мои

     Начало войны. С боями отходили, скрывались, бежали от наступающих немцев. Не спали по нескольку суток. В строю, если это был строй, солдаты от усталости засыпали на ходу, иногда теряли сознание…
     По команде «привал» бойцы рухнули на пшеничном поле, кто куда. Добраться до лесопосадки, которая протянулась вдоль пшеничной нивы, не хватило сил. Мгновенно заснули и, как оказалось, мертвым сном. Внезапно налетевшие «юнкерсы» распахали землю так, что на ней не осталось почти ни одного  колоска.
    Перекличка оставшихся в живых не заняла много времени. И вдруг все увидели: в центре этого ада кто-то встает, озирается и, похоже, ничего не понимает. Не раненный, не контуженный. Оказалось, что это проснулся мой будущий отец.
     Уходили под деревьями лесополосы. С ветвей свисали человеческие внутренности.
     Отец вспоминал, что потом, при бомбежках, когда  все падали лицом вниз, он падал на спину и отмечал: «Не моя, не мои»,- точно отслеживая траектории полета смерти.

Вологодская самоволка

    Узнав, что после окончания института я выбрал направление в Вологду, у папы  вырвалось: «Был я там, в войну, недолго».
     Предатель Власов сдал армию немцам. Советские войска разрозненными боевыми порядками пробивались к своим. Выходили поодиночке и группами. Всех ждала чекистская проверка. Но не для всех она была одинакова. С пристрастным вниманием, недоверием относились к тем, кто выходил самостоятельно или мелкими группами. Опасались заброски шпионов.
    Рота отца вышла в полном составе. Примкнувших, посторонних нет. Такие - вне подозрений.  Проверяющим они были не интересны.
   «Разместили нас в Вологде, в каких-то недостроенных цехах, кажется льнокомбината. Помню, еще переезд железнодорожный там был…».
        Безделье, возможность относительно свободного перемещения рождали интересные и дерзкие идеи.
        Отцу, как на грех, попалась лошадь. Даром, что без седла. Молодому парню, выросшему на Кубани, с лошадью управиться не сложно. Он сделал примитивную уздечку и поехал … в Вологду.
            Вид офицера младшего командного состава, который вырвался таким способом в самоволку, был бы большой находкой и соблазном для патрулей. Однако обошлось.
        На обратном пути  у переезда заметил группу девчонок. Что хотел изобразить, неизвестно, но кобыла взбрыкнула, и он перелетел через ее голову.
Остались в прошлом жестокие военные годы, служба в мирное время, а этот эпизод так и сохранился в памяти отца. Случай, который вспоминал он с откровенной досадой.

А помнишь, Гордеич?..

     «А помнишь,  Гордеич, как в том селе … попали …?».
    Смех, веселье. Многое трагическое, со временем видится несколько иначе. Война, кровь, смерть, а вспоминают фронтовую молодость, как самые лучшие годы.
     Выполнение приказа провести проводную связь в какой-то там пункт было обычным делом.
      Сплошной линии фронта не было. Связисты с катушками кабеля за спиной. В голове план местности, ориентиры – и вперед.
         Дошли до деревни спокойно, без приключений. Выбрали хороший дом, рядом с лесом. Позвонили, отрапортовали. Не успел отец положить трубку, как за руку его схватил рядовой: «Немцы!».
   Осторожно выглянули в окно. Рядом беззаботно шатаются немцы. Много немцев. Над чем-то ржут. Смеяться они не умеют. Ржут как жеребцы.  Громко. Это и спасло: услышали их раньше, чем увидели.
         Бесшумно рассредоточились по окнам для обороны и, как мыши, пролежали тихо-тихо до вечера. Убегали в темноте. Потом, еще раз, им повторили очевидное: «Немцы не занимают дома на окраине, тем более те, которые стоят близко к лесу».
      Вернулась группа ранним утром без потерь. В землянке отца уже ждал представитель «Смерша». Тот, кто его послал на задание, успел доложить, что диверсант (само собой разумелось, что этим диверсантом был мой отец) завел группу в расположение врага и сдал наших военнослужащих немцам, что пункт, куда нужно было проложить связь, был указан совсем другой.
      Короче: «Оружие, портупею – на стол… Разберемся».
        Амуницию отец снимал медленно, в какой-то задумчивости. Но когда его рука потянулась к кобуре, обвинявший его офицер, почуяв неладное, прыгнул к выходу, выскочил из землянки. И правильно сделал.
     «Ну я-то помню … - слышится грубый голос однополчанина, - громадная сосна … Этот … покажется справа от дерева – кора справа вспухает … Покажется слева – щепки слева …».
      Отец хорошо стрелял.
«Уберите его, уберите!»,– раздавался вопль из-за укрытия. Все решали мгновения. И тогда, скрытый за сосной обвинитель, говоря современным юридическим языком, «начал давать чистосердечные признательные показания».
       Представитель контрразведки принял редкое по тем временам решение.  Этот  «неудобный» эпизод постарались замять: отцу зачли выполнение задания и благополучное возвращение группы, «забыли» про стрельбу и оставили «в покое», то есть на переднем крае, а сверхбдительного командира, оклеветавшего отца, перевели куда-то в другое место.

Утром боец был расстрелян

     Советская Армия подходила к границе Германии. Невозможно описать боль, страдания советских людей и вместе с тем безумное желание рассчитаться с фашистами за убитых, изувеченных, заживо сожженных матерей, жен, детей, стариков.
Наконец-то. Вот она, граница!
     «Помните – притаившись на кровати, слышу голос отца, – плакат с призывом Ильи Эренбурга: «Гори, немецкая земля, как горел Сталинград!».
       «Об этом нельзя», - вмешивается осторожный собеседник.
          «Но это было, все знают», - беззаботно не уступает отец.
       На протяжении нескольких десятков километров вглубь немецкая земля в полной мере прочувствовала, на себе поняла, «как горел Сталинград».
       Конец этому быстро и решительно положил приказ Верховного Главнокомандующего. В его тексте, по рассказам ветеранов, говорилось о том, что фашизм уходит, но немецкий народ остается, что нельзя смешивать военных преступников и невинное мирное население.
         Но не все было так просто.  Вчерашнее прошлое обжигало память, затмевало разум.
       … Совсем недавно освободили от фашистов родную деревню одного из бойцов. От деревни остались печные трубы и несколько чудом сохранившихся жителей. Они рассказали, что оккупанты жестоко расправились с его семьей. Жуткие, изобретательные издевательства, пытки сделали его дочь калекой. Ее оставили в живых для устрашения населения.
        Ненависть и месть стало единственной целью жизни  человека.
          … Через несколько дней после объявления приказа И.В. Сталина, после отбоя рядовой, прихватив канистру бензина, в очередной раз исчез из расположения части. «Смерш» взял его ночью: он сжег немецкую семью.
Утром боец был расстрелян.  Перед строем.

Бойцы, по которым не заплачут

    Великолепные дороги Германии. Автобан простреливается со всех сторон: с одной стороны немцы, с другой – наши. Надо проскочить на машине с десяток километров до своих, попавших в рваное кольцо.
     Командир и замполит отбирали двух бойцов, «по которым некому будет плакать»: водителя и того, кто его заменит в случае беды.
        Мой будущий отец холост, детей нет, судьба родителей давно неизвестна. Получилось так, что прошел он по всем этим показателям «вчистую». Подобрали и второго. Дали не по 100 граммов фронтовых. Дали больше.
Убитым мог оказаться любой из них;  кто  первым, кто вторым? Отцу выпало лечь на дно «виллиса». Он должен был перехватить управление, когда убьют водителя.
       Никто не ожидал от советских бойцов такой наглости. Немцы «прохлопали», наши промахнулись. Проскочили.
      Знать бы подробности: куда, с какой целью посылали ребят в ту ночь на верную смерть?
       «Вспоминать некому», - слышу в ответ, сквозь время, эхо глухого голоса отца.

Пруссия. Сорок пятый

     Кто знал, что прыгая в кузов попутного «студебеккера», отец прощался с холостяцкой жизнью?
    Впереди идущая машина остановилась. Шофер «студебеккера» решил лихо объехать образовавшееся препятствие.
      …Взрыв противотанковой  мины разметал всех в разные стороны.
       «Лежу в канаве,- улыбаясь, рассказывает мама, - ничего не соображаю. В голове звон. С сознанием приходит ощущение, что на мне кто-то лежит. Не шевелится. Убит? Ранен? Но горячей, липкой крови нет. Зашевелился. Похоже, вставать не хочет».
     «Ты со мной дружить будешь? – спрашивает.
      «Знаем, Зинаида, знаем, - раздаются голоса и смех гостей нашей семьи. - Ответила:  «Посмотрю».
      За отмеренные ей четыре года войны молодой женщиной были утеряны многие навыки, необходимые в мирной жизни. Одним из них был тот, что она совершенно не умела готовить. Это уже потом любой повар позавидовал бы ее кулинарным способностям, а начинала молодая семья во многом с нуля. Впервые сваренный, жутко переперченный и пересоленный суп отец есть не смог.
         У помойки стоял и голодными, жадными глазами на мою будущую маму смотрел мальчишка-«немчура», лет шести. Схватил неуверенно протянутую кастрюлю. Через край, задыхаясь и давясь, хлебал это варево, от которого у него ручьем текли слезы.
     Дважды слышал эту историю про немецкого ребенка. Никто не хотел этих воспоминаний: у мамы начинали дрожать губы, потом слезы, плач навзрыд ...

Медленно. Впереди всех

     Аэрофлот и погода не подвели. Долетел быстро. Приморский кубанский городок встретил несносной жарой.
       Врач не ошибся. Через несколько дней самого близкого человека, моего отца, еще одного из воинов, защитивших Родину в Великой Отечественной войне, не стало.
         В здании военной комендатуры было прохладно. Начальник попросил военный билет отца, сел за стол и написал: «Приказ». Потом повернулся ко мне: «Ты катафалк не заказывай, у нас для этого специальные машины выделяются, военные. Сколько, думаешь, ветеранов и знакомых смогут проводить в последний путь? Тогда я большой автобус выделю, почетный караул и оркестр потеснятся. Говори адрес, время… Он был участником Великой Отечественной войны, это не только твой, это и наш долг. Награды сохранились? Все бывает… Получи траурные принадлежности: повязки, подушечки для наград, на машину там кое-что…».
      Выйдя из комендатуры, у ближайшей водозаборной колонки я подставил голову под тугую струю холодной воды.
       На следующее утро у дома отца стоял почетный караул.
        «Он кем доводится?», – спросил старший наряда, кивнув на моего притихшего сына.
      «Внук? Подойди, внук. Как зовут? Ты хоть и очень маленький, но мужчина. Слушай: возьмешь подушечку с дедушкиными наградами и медленно пойдешь во-о-он до той военной машины. Медленно. Впереди всех. Не бойся. Мы за тобой»…
       В тот день мой сын впервые услышал, как автоматные очереди разрывают звенящую тишину.
В. ГОРДЕЕВ.

     Сколько таких сообщений получено матерями, женами? До сих пор люди пытаются выяснить судьбу своих бесследно пропавших родственников.
     «Пропал без вести»… Бумажка, почти похоронка, но все-таки дающая матери надежду. Робкую, светлую надежду на возвращение с войны единственного сына. Ожидание безумно радостной встречи смешивалась с обидным  психологическим давлением послевоенных официальных структур: а не перебежал ли ваш родственник на сторону врага?  С этим грузом недоверия жила близкая мне старушка всю оставшуюся жизнь. Многие вдовы, матери, родственники так и не узнали, где погиб их единственный, их родной.
     Странно, но ожидание возвращения ее сына передалось мне. Осталась фотография совсем еще мальчишки, лейтенанта, выпускника летного училища. Думалось, вернется он, найдет, спросит: «Где?», и я отведу его на скромный могильный холмик, заросший в тени деревьев одеялом цветущих ландышей.
     Прошли десятки лет. Копаясь в интернете, нашел сайт www.obd-memorial.ru - банк данных о защитниках Отечества, погибших и пропавших без вести в период Великой Отечественной войны. Читаю «Именной список безвозвратных потерь офицерского состава…  Секретно экз. № 1».
     Ошибки нет. На экране точные данные о моем далеком родственнике. Рукою военного писаря разборчиво, 65 лет назад выведено: Фамилия, имя, отчество. Воинское звание. Занимаемая должность. Партийность. Год и место рождения.  Убит 25.03.45.  Похоронен – 100 м. юго. вост.  д. Дойтш  Пирау Кенигсбергского окр. Вост. Пруссия. Подробные сведения о матери.
     Но что это? Почему младший лейтенант, почему командир пулеметного взвода. Почему тогда, в начале войны было получено сообщение о том, что он пропал без вести?
     «На фронт летчиком ушел?» - спросил меня знакомый, и, получив утвердительный ответ, предположил – «Возможно, сбили на чужой территории. Когда до своих добрался, попал под подозрение. Не поверили. Судьбы человеческие сложнее Интернета».
В. ГОРДЕЕВ.

     22 июня в деревне Покровское Угольского сельского поселения состоялся митинг, приуроченный ко Дню памяти и скорби о воинах, погибших в годы Великой Отечественной войны. Выражая благодарность воинам-угольчанам, которые защищали родной край во время Великой Отечественной, жители поселения установили памятник, где были увековечены их имена. В списках значится 649 человек.

     Открыл мероприятие глава Угольского сельского поселения Г.И. Попов. Ему принадлежит и идея создания памятника. В своём выступлении Геннадий Иванович поблагодарил жителей поселения за то, что они чтят память павших воинов. Отметил огромную работу тех людей, кто занимался восстановлением списков земляков, ушедших на фронт с угольской земли. Затем перед всеми присутствующими выступила Н.А. Голубева, заместитель главы Шекснинского района:
     -  Великая Отечественная война – одна из самых страшных и губительных войн в истории человечества. Она унесла жизни миллионов людей. 22 июня, в День памяти и скорби, я желаю вам и вашим семьям добра, благополучия и мирного неба над головой.
     В тот день около памятника собралось огромное количество людей. Среди них были не только местные жители, но и гости поселения. Надо отметить, что было очень много детей, а значит, в их сердцах навсегда сохранится память о тех, кто сохранил для них мир. Многие участники митинга подходили к памятнику, чтобы возложить цветы в память о погибших воинах и найти в списках своих родственников. В завершение мероприятия в Доме культуры деревни Покровское прошёл концерт, подготовленный молодёжной агитбригадой районного Дома культуры.
Надежда ЧИСТЯКОВА.
P.S. По словам Г.И. Попова, старый памятник был перенесён с центральной усадьбы в парк деревни Больше-Ивановское. Около него будут проведены работы по благоустройству, и проходящие мимо всегда будут отдавать дань памяти погибшим.