Звонок на сайт: 8 (921) 137-30-60

Великая Отечественная война

Моя прабабушка охраняла военный завод в Ленинграде

Мою прабабушку зовут Мария Петровна Новикова, - пишет нам Аня Толстейко, - родилась она в Ярославской области в деревне Гаютино, сейчас проживает в Череповце, а лето проводит с родными, в семье Сямичевых, в деревне Прогресс.  Прабабушка - участница Великой Отечественной войны.
    В начале 1941 года она приехала в Ленинград и устроилась рабочей на Ждановский судостроительный завод. Когда началась война, этот завод был переделан на военный лад — стал строить военные корабли, изготавливать снаряды и бомбы . Марию Петровну перевели в охранно-пропускной отдел и выдали винтовку. Её задачей было проверять пропуска у всех рабочих либо стоять на вышке — охранять завод.
    Моя прабабушка рассказывает о разных случаях, произошедших с ней во время дежурств на проходной и на вышке. Однажды человек не предъявил ей пропуск и хотел пройти на территорию завода. Она его остановила, а он пытался вырваться и убежать, сшиб с неё шапку, порвал все пуговицы на шинели. Но уйти она ему не позволила — задержала преступника, нажала на сигнальную кнопку — прибежали другие охранники, помогли. Также задержала и машину с запретным грузом.
    Работая в охране военного завода, надо было всё время быть начеку и не допустить вредителей. Однажды во время дежурства на вышке, охранница заметила лодку с тремя людьми, плывущую по реке. Она спросила пароль, - молчание. Сделала два выстрела в воздух, они молчат. Тогда она выстрелила по лодке и попала, вредители были задержаны.
    Однажды прабабушка сдала пост другой охраниице, ушла с вышки на небольшое расстояние, и тут на вышку прямым попаданием упал снаряд и разнёс её в щепки. Сменщица погибла.
   Ленинград  был в блокаде – голод и холод. Зимой прабабушка сильно заболела цингой. Марию Петровну госпитализируют, но лечение не помогает, и её переводят в палату «для покойников». Подруги находят больную и забирают к себе, делятся своим хлебом и ставят на ноги. Они спасли мою прабабушку от смерти.
    В годы блокады в Ленинграде прабабушке, как военнослужащей, давали 100 г хлеба. Но они не могли утолить голод. Люди жарили траву на олифе, варили кашу из клея. Когда разбомбили продовольственные склады, население находило печенье, сахар, смешанные с землёй, делало из этого круглые «конфеты» и ели. После рабочего дежурства все, кто ещё держался на ногах, делали обход по городу, собирали умерших людей, изготавливали из песка снарядогасители и устанавливали их на крыши.
    Был и такой интересный случай: между вышками, охранявшими завод, на которых дежурили прабабушка и её подруги, и немецким лагерем росло несколько яблонь. Осенью яблоки созрели, и всем хотелось достать их и съесть, но было опасно. Оставалось только смотреть на них в бинокль. Однажды ночью русские смельчаки сползали до этих яблонь и собрали весь урожай. Утром немецкие солдаты переполошились, увидев пустые ветки яблонь, а яблоки были розданы работникам завода. 
   Прабабушка награждена медалями «За отвагу», «За оборону Ленинграда».
 
 
Авторы: 

Мой прадед испытал ужасы немецкого плена

Рассказ о прадеде, попавшем в плен к немцам и перенёсшем унижения и непосильный труд, Женя Хромцов читал со сцены на районном фестивале «И помнит мир спасённый».
    Сергей Земницкий был призван в ряды Красной армии в октябре 1940 года, служил в республике Башкирия. Когда началась Великая Отечественная война, его сразу отправили на фронт в Псковскую область. Вот что рассказывал сам прадед Жени:
    - Наши войска были расположены неподалёку от города Себеж. Немец двигался быстро, и мы ждали боя, силы были неравные. Противник имел технику и большое количество солдат. Мы стояли насмерть. Увидев мотоцикл и троих вооружённых немцев, я бросился на них с двумя гранатами, был ранен и контужен. Пролежал в бессознательном состоянии несколько дней, когда пришёл в себя, вокруг никого не было. Меня, видимо, приняли за убитого. Голова шумела, во рту пересохло, нога распухла и была покрыта засохшей кровью. Идти не мог, ползком добрался до деревни, где уже хозяйничали немцы. Одна крестьянская семья оказала мне помощь, переодели, перевязали раны и, боясь немцев, поместили меня в хлев к корове. Когда хозяйка приходила доить корову, она приносила мне хлеба и наливала тут же парного молока. Так продолжалось несколько дней. Однако вскоре немцы стали отправлять жителей деревни в Германию, вместе с ними отправили и меня. Ехали долго в товарном поезде, почти без еды и питья — еду давали только на больших узловых станциях. Прибыли в Германию уже осенью, нас стали сортировать, кого куда. Так как у меня были открытые раны, меня отправили на хутор к фермеру.  Хозяин - вредный немец  - есть давал только объедки со стола да плесневелый хлеб, работать заставлял с восхода солнца до позднего вечера. Чтобы не умереть с голоду, я приспосабливался, когда доил его коров, пить молоко через соломину. Хозяин бил за каждую мелочь нещадно, не давал есть. Я решил бежать, но меня быстро поймали и отвели в полицейский участок, где сильно избили металлическими прутьями, а затем снова отправили к хозяину. Из участка я выползал на четвереньках, но совершил три таких побега. В последний раз, когда меня избивали, я сказал: «Убейте, а к паршивому немцу больше не пойду!». Тогда меня отправили в лагерь.
    Из лагеря Сергей Владимирович был освобождён в апреле 1945 года, в декабре 1946 года вернулся домой и был признан неспособным к воинской службе: от контузии стало падать зрение. Он получил инвалидность первой группы. Дожил до 73 лет, скончался в январе 1994 года.
Авторы: 

Сталинский сокол и его девять звезд. Наш земляк из деревни Игумново сбил девять вражеских самолётов

Интересная фотография хранится в музее Чуровской школы. На ней в зимний день бравый лётчик стоит возле своего самолёта, положив руку на лопасть пропеллера. Этот лётчик-ас – наш земляк, уроженец деревни Игумново Чуровского поселения Василий Степанович Виноградов.
Первым делом – самолёты
 
     Тот, кто разукрашивал самолёт на фотографии, а, вернее всего, это был школьник, ошибся. В действительности за годы Великой Отечественной войны Василий Степанович сбил не пятнадцать самолётов. По одним данным на его счету восемь индивидуальных воздушных побед, по другим – девять. Да так ли это важно, пятнадцать или девять? Важно, что обычный парень из крестьянской семьи до последнего вздоха воевал с фашистами за штурвалом своего самолёта, приближая долгожданный День Победы.

     …В семье Степана и Татьяны Виноградовых было трое детей. Василий – младший сын, и две дочери – Анастасия и Ольга. Василий Степанович заметно выделялся среди своих сверстников. Высокий, крепкий, да к тому же комсомолец. Одно слово, жених-красавец. Работал в колхозе, и даже был бригадиром. Многие девушки мечтали о нём, а он мечтал о небе, и очень хотел поступить в лётное училище.
     В 1935 году Василия призвали в ряды Красной Армии, и его мечта сбылась – он стал учиться на лётчика в лётной школе в городе Энгельс и осваивать новейший по тому времени истребитель И-153. Самолет И-153 – полутораплан, массой около полутора тонн. Экипаж – один человек. Кабина пилота открытая, без лобового стекла. Для того времени лётные качества этого самолёта были превосходные. Лёгкий, очень маневренный, но вот скорость не отвечала современным требованиям. Стремительно наступала эра истребителя-моноплана. И всё-таки этот небольшой самолет вместе с И-16 до 1943 года составляли основу советской истребительной авиации.
     У Василия Степановича в жизни получилось как в песне «первым делом – самолеты, ну а девушки – потом». Свою возлюбленную он нашел, уже будучи лётчиком. Покорил он ее не только своим статным видом, но и отменным знанием стихов.
     «Перед войной я готовилась поступать в аспирантуру и работала в техникуме. Он, как знакомый сестры, приехал в гости. Военных я считала людьми мало для меня интересными. Удивилась только – какой высокий, русый и голубоглазый, а ещё знает и любит поэзию, притом моих любимых авторов: Маяковского, Некрасова, Есенина. Через неделю я была его женой», - пишет в своих воспоминаниях Валентина Виноградова. (Здесь и далее будут приведены письменные воспоминания вдовы Валентины Виноградовой – прим. авт.)
      Пришли в часть. Валентину оставил в коридоре, сам зашёл к начальнику сообщить новость. В кабинете крик:
     - Что? На ком ты женился? Сидишь за штурвалом современного истребителя…
     - Я давно знаю эту семью, она работает в техникуме – проверенный товарищ…, - спокойно отвечает Василий Степанович.
     Уже тихий голос начальника:
     - Комнату ему?! Одно место в общежитии свободно… Занимай.
     Споры о литературе в семье прекратились. Больше стало разговоров о полетах: «ведомый», «ведущий», «сделал бочку», «пошли на Имельман».
     Лётному делу Василий отдавал всего себя без остатка. Как-то раз в течение дня не было ни одного вылета. Супруга обрадовалась, что можно хоть один день не волноваться за мужа, а он ответил: «Думаешь, это хорошо? Нас же для войны готовят, защищать Отечество, учиться нужно и как можно больше», и, увидев, что она испугалась, добавил: «Ничего, я проживу сто лет. А завтра как к поезду пойдешь (Валентина ежедневно два километра шла до остановки поезда и ездила на службу), тебе крылышками помашу, мы там будем летать».
 
Это страшное слово «война»
 
     По окончании советско-финской войны Василия Степановича перевели на южную границу. В воинской части за высокий рост и добродушие друзья прозвали его «Малыш». А к тому времени в семье уже был и настоящий малыш – Игорёк.
     Однажды глава семейства принёс домой газету и прочитал в статье:
    «Дельцы кричат на бирже и в кофейне,
     Война несёт чугунные стада,
     На площадях сжигают книги Гейне,
     И небосвод краснеет от стыда».
     Европа была охвачена войной, и все понимали, что главная цель немцев – завоевать Советский Союз.
     Летом 1941 года семья Виноградовых гостила на родине Василия, в селе Чуровском. Там они и услышали это страшное слово «война».
     Василий Степанович ушёл на фронт, а Валентина осталась в Чуровском. Через полгода, зимой, в одном из писем она сообщила мужу горестную весть. Их сыночек простудился и умер. Похоронили его на Лисьей горе.
 
Доеду! Найду!
 
     К 1942 году истребитель И-153 морально устарел. Лёгкий, маневренный, но проигрывающий в скорости, он уже не мог наравне биться с немецкими самолётами. Василий Степанович прошёл переучивание на новые типы самолётов. Валентина Виноградова вспоминает: «Узнала из писем мужа, что лётчики осваивают американские самолёты, и два месяца будут находиться на подготовке. Доеду! Найду! Буду с ним! Как-нибудь оформлюсь в его полк.
     20 суток еду вдоль линии фронта. Толпы эвакуированных, эшелоны на передовую, дороги перекрывают. Сочувствующие раненые на верхней полке устраивают мне уголочек, заваленный вещевыми мешками. И вот я почти у цели. Последние 120 километров еду то на крыше, то в угольном бункере. Приехала! Нашла место мужниной службы. Товарищи поместили на веранде у хозяйки дома, сказав, что Вася на полётах и придёт только утром. С трудом засыпаю. Утром слышу твёрдые редкие шаги.
     - Сумасшедшая! Как же удалось добраться?
     Неожиданно пришла хорошая новость: полк оставили прикрывать с воздуха нефтедобывающие районы. Василия назначили комиссаром. Полк должен нести круглосуточную вахту, чтобы ни одна бомба не упала здесь. Тушить нефть трудно, а она так нужна фронту.
     Но мы вместе. Это для меня главное. Неважно сколько, но вместе. А там будь что будет. Чтобы скрасить часы ожидания и чем-то принести пользу – организовываю самодеятельность, сама и артистка, и режиссёр».
 
Боевой комиссар

     В составе 743-го истребительного авиационного полка (ИАП) В.С. Виноградов сражался в Крыму в звании старшего политрука, был военным комиссаром эскадрильи. Его эскадрилья выполнила 727 боевых вылетов, в 75 воздушных боях сбила 8 самолётов противника, потеряв четыре своих самолёта и одного лётчика.
     В первые годы войны комиссары в Красной Армии обладали огромными правами. Наравне с командирами они участвовали в разработке планов боевых действий, вели политико-просветительскую и воспитательную работу. При подозрении в нелояльности беспартийного командира подразделения комиссар имел право принять на себя командование, отстранив командира от должности, а в случае необходимости и арестовать его. Во многих случаях это фактическое двоевластие приводило к негативным последствиям, поскольку комиссары, обычно не имевшие специального военного образования, попросту мешали командирам нормально управлять подразделениями.
     Василий Степанович был не из таких. Он сам садился за штурвал самолёта и вёл в бой своих товарищей. К июню 1942 года на И-153 он выполнил 38 боевых вылетов, сбил лично два бомбардировщика Ju-88 и ещё три самолёта  противника сбил в составе группы. В воздушных боях храбрый комиссар был дважды ранен, а 27 октября 1942 года был награжден первым орденом Красного Знамени.
 
Сейчас решается судьба войны
 
     «Узнаю, что он подал рапорт с просьбой отправить его на фронт. Я плачу: снова жду ребёнка, а он…  Молчит. Не выдержав, с досадой бросает мне, что сейчас решается судьба войны, что на счету каждый человек, а он здесь, вместе с женщинами-пилотами караулит небо!
     Рапорт его удовлетворяют, а мне – дорога на Вологодчину».
     С 3 июня 1943 года В.С. Виноградов сражался в составе 64-го Гвардейского ИАП (4-я Гвардейская истребительная авиационная дивизия). Как и до учёбы, он  был заместителем командира полка по политической части и летал на самолётах Як-7 и Як-9.
     К 5 сентября 1943 года Гвардии майор В.С. Виноградов выполнил 10 боевых вылетов, провёл 1 воздушный бой, в котором сбил 1 самолёт FW-190.               
     С 5 сентября по 5 декабря 1943 года и с 31 декабря 1943 года по 17 февраля 1944 года Василий Степанович временно исполнял обязанности командира авиационного полка.
     За образцовую организацию боевой деятельности полка на Брянском фронте, за умелое воспитание личного состава, за личное мужество и отвагу, 25 октября 1943 года Гвардии майор В.С. Виноградов награждён орденом Отечественной войны 1-й степени, а в мае и июле 1944 года уже Гвардии подполковник Виноградов был отмечен двумя орденами Красного Знамени.
     «Село Чуровское. Снова жду весточек. А в марте 1944 года дождалась и его самого. Побывка коротка. Как-то присел у маленькой печки, протянул руки к огню и говорит: «Знаешь, чем мне дороги эти ордена Отечественной войны? Дороги тем, что они останутся в семье навсегда».
     Заметив мой испуганный взгляд, улыбнулся: «Нет, я не погибну, а ты у меня еще и генеральшей будешь». В тот вечер я впервые услышала от него о Маресьеве. Не поверила.
     Вот и прощание. Одевается. А лошади уже у крыльца. Застоялись. Хрустнул, разбрызгался мартовский след – понеслись. И долго стояла одна под звездным небом и ущербном свете равнодушной луны».
     …Анна Григорьевна Меркурьева живёт в Шексне. Ее мама Анастасия – старшая дочь в семье Виноградовых и сестра Василия Степановича:
     - Еще до войны моя мама была направлена учиться в Ленинградскую высшую партийную сельскохозяйстенную школу. В Ленинграде вышла замуж и уехала к мужу в Тамбов. В 1944 году дядя Вася прилетал к нам погостить. Мне тогда было четыре года, но я помню, как он угостил нас шоколадом. Я пожевала его и выплюнула, потому что он был очень горький.  
     Летом сорок четвертого Валентина получила письмо, но не от мужа.     
     «Вскрыла конверт, строчки заплясали в глазах: «Он был жизнерадостным, весёлым. Любил авиацию. Он погиб во имя жизни».
     Привалилась к стене. Уставилась на срез сучка, на клок торчащего из паза мха, на посеревшие от времени брёвна. Не помню, как вышла на улицу. Земля покачнулась. Солнце померкло. В глазах лишь этот срез сучка, клочок мха и почерневшая от времени стена деревянного дома. Больше ничего. Словно все застыло, заморозилось навечно.
     Сознание возвращалось медленно. Наконец сумела взять себя в руки. Вспомнила его рассказ о Маресьеве, о других лётчиках. Подумала, надо ждать. Ждать.
      Через несколько дней, уже по осени, к дому завернула бричка. С неё нерешительно и нехотя сошёл офицер. Увидела его в окно и поняла: всё правда, Васи нет.
     На приезжего человека к дому потянулись односельчане. Слушали его стоя, слушали о том, как погиб Василий, как нашли его, как отомстили врагу за смерть любимого командира».
 
Он погиб во имя жизни
 
     В одном из сражений подполковник Виноградов был ранен. В бою он не обратил на это внимания, но, вернувшись с боевого задания, не получил разрешения вылетать, пока не заживёт рана. «Разве я могу ждать, пока заживёт моя царапина, когда над головой кружатся немецкие стервятники?!», - сказал тогда В.С. Виноградов. 15 августа 1944 года «сталинский сокол» в последний раз поднялся в небо.
      Шестёрка Як-9 под командованием В.С.Виноградова прикрывали боевые действия наземных войск. В районе цели группа встретила 24 самолёта FW-190. Несмотря на численное превосходство противника, наши лётчики завязали бой и в течение десяти минут сбили 4 «Фоккера», из них 2 - лично В.С. Виноградов. В круговерти воздушного боя самолёт командира группы был подбит. Василий Степанович погиб, и, как оказалось, в этот же день был составлен Приказ по ВВС Красной Армии, согласно которому он был награждён третьим орденом Красного Знамени.
     …Когда офицер закончил рассказ, никто не проронил ни слова. Лишь одна из женщин тихо вымолвила: «На поле брани – смерть святая».
     «В деревне Игумново еще долго говорили о своём бригадире, вспоминали, как перед отъездом в училище ходил он по кругу в деревенской пляске и пел: «Улетаю, улетаю, вот и крылышки уж есть, ни меня и ни сударушки не будет скоро здесь». Его любили. И всей деревней утешали меня…»
     Свой боевой путь подполковник В.С. Виноградов закончил в должности заместителя командира 64-го Гвардейского истребительного авиационного Оршанского Краснознамённого полка по политчасти.
 
Согласно данных сайта «Подвиг народа» Гвардии подполковник В.С. Виноградов выполнил около 130 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 9 самолётов противника лично и 3 в составе пары. По другим данным, боевой счёт нашего земляка составил 8 (2 Ju-88 и 6 FW-190) личных и 3 групповые победы.
     17 сентября 1944 года Приказом по частям 3-й Воздушной армии Гвардии подполковник В.С. Виноградов посмертно награждён вторым орденом Отечественной войны 1-й степени.
     Похоронен Василий Степанович Виноградов вблизи городка Митава (Латвия).

 
Алексей Долгов.
 

В объективе Абвера – Шексна

В годы Великой Отечественной войны территория Вологодской области не являлась зоной боевых действий. И хотя немецкие танки не утюжили наши края, здесь тоже шла война, и был свой фронт, не менее важный, чем боевой или трудовой - фронт тайной войны немецкой военной разведки Абвер и советской контрразведки. 

Мы расскажем об истории задержания немецкой диверсионной группы, которая в сентябре 1943 года имела задание произвести серию взрывов на станции Шексна. Но сначала давайте рассмотрим две фотографии села Никольского, сделанные в 1942 году.
 
Подарок
из Федотова

 
     Эти фотографии редакции газеты передал житель посёлка Федотово Н.Н. Хазинов. Вологжанам, увлеченным небом, этого человека представлять не нужно, а всем остальным поясню: Николай Николаевич – военный пенсионер, бортинженер, руководитель федотовской станции юных техников и начальник парашютной подготовки вологодского аэроклуба. В течение многих лет вместе со своими воспитанниками он расследует обстоятельства воздушного боя советского лётчика Евгения Шурупова, сбившего в июне 1942 года немецкий самолёт над деревней Домшино Шекснинского района.     
     В последних числах января Николай Николаевич захотел поделиться с нами новыми документами, проливающими свет на эту историю, пригласил приехать в Федотово, и среди всего прочего сказал: «Заодно военное фото Шексны покажу».
     Федотово – в часе езды. По дороге фантазировал, что может быть сфотографировано в селе Никольское: старые дома, вышка ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи), железнодорожная станция «Шексна», солдаты, уходящие на фронт? Все оказалось гораздо интересней, когда Николай Николаевич раскрыл свой ноутбук, и мы стали просматривать фотоснимки.
     Признаюсь, сначала немного опешил. Ни старых домов, ни фронтовиков… На снимках были города, реки, леса, деревеньки, и много надписей на немецком языке. Сделаны они с немецкого самолета-разведчика, который летел и фотографировал точно вдоль железной дороги: Череповец, Кадуй, Бабаево, Кущуба, Вологда, Чагода… А вот и снимок, подписанный «Nikolskoje». Привязаться к местности помогает надпись «Fl. Schekssna» (река Шексна). Да, это не наша опечатка, написано именно так, с двумя буквами «s». Из всех фотографий для шекснинцев наибольший интерес представляют два снимка. Давайте внимательно их рассмотрим. 
 
Абвер пишет,
мы - переводим

 
     Сделаны снимки в 1942 году. 30 мая с высоты 7500 метров снят наш поселок, а 29 июня немцы тщательно сфотографировали район реки Шексны от деревни Потеряево до современных железнодорожных мостов через реку Углу. Именно второй снимок испещрён пометками немецких разведчиков. Попробуем в них разобраться.


 Снимок сделан 29 июня с высоты 7500 метров.
       С правом стороны фотографии мы видим расшифровку букв и цифр, которыми отмечены некоторые объекты. «А = Schleusenanlage» - переводится как «система шлюза». Действительно, там, где немцы отметили объект под литерой «А», во время войны был шлюз старой Мариинской системы. На фотографии его прекрасно видно. Можно даже рассмотреть пену от падающей с плотины воды. Сейчас здесь популярное у шекснинцев место отдыха - так называемый «Потеряевский пляж».
      Литерой «В» немецкие разведчики обозначили «befestigte Kasernenanlage» - укрепленные казармы. На самом деле это исправительная колония «на первом». В то время она уже существовала и на снимке опять же прекрасно видно, что «зона» разделена на две части: мужскую и женскую. Похоже, немцы приняли тюрьму за военный объект. Бывает…
  «С = Gleisansch.z.Anlage». Это выражение переводится «строящаяся дорога» (хотя возможны варианты перевода). Литерой «С» немцы обозначили участок дороги около деревни Тарканово к железнодорожному мосту через реку Шексну. Тут надо дать пояснения.
     До 1947 года железнодорожная линия в наших краях проходила несколько иначе. Поезда в сторону Череповца шли по нынешнему автомобильному мосту (федеральная трасса). За мостом одноколейная железная дорога сворачивала налево, проходила по мосту около деревни Нифантово (этот мост сохранился до наших дней) и шла вдоль правого берега реки Шексны.
     Незадолго до войны путь следования железнодорожной ветки решили изменить, и в 1939 году возле Тарканово было начато строительство железнодорожного моста через реку. Строили мост осужденные, которых водили на работы из колонии, расположенной на «первом участке», в километре от стройки. В 1940 году мост был построен, а вот железнодорожную линию проложить не успели. Помешала война. Строительные работы приостановили, и продолжилась стройка лишь в 1945 году. В течение двух лет была построена железнодорожная ветка мимо «первого участка» и поезда пошли уже так, как ходят сегодня. 
     Немцы очень тщательно изучили подходы ко всем мостам, и многочисленные объекты пометили цифрой «1».
       Из пояснения «1 = Feldbefestigungen», которое можно перевести как «укрепленная коробка», можно сделать вывод, что цифрами «1» отмечены  либо блиндажи, либо ДОТы (долговременная огневая точка), либо ДЗОТы (долговременная земляная огневая точка). Таких объектов немцы засекли около тридцати. Отчетливо видно, что все они прикрывают подходы со стороны леса к новому мосту у Тарканова и к шлюзу в районе Потеряева. К слову сказать, остатки этих укреплений можно и сейчас найти на прежнем месте. Сохранились остатки окопов в районе кладбища на Поповской горе, а хорошо известное на «первом» местечко «Копанки» (в лесу, недалеко от нынешнего газопровода) немцы вообще обозначают как одно большое пятно под цифрой «1».
      Цифрой «2» на фотографии отмечен лишь один объект. Пояснение «2 = Flobe i.Schlepp» не оставляет сомнений, что это плоты. В кадр попали плоты из бревен, плывущие по реке около потеряевского шлюза.
      Цифрой «3» немецкие разведчики отметили мост через реку Углу на первом участке. Пояснение «3 = Not brucke i.Bau» можно перевести как «ненадежный мост». Надо отметить, что с тех пор мост надежнее не стал… Горькая шутка…
     Цифрой «4» помечены четыре области, прилегающие к железнодорожному мосту через реку Шексну. Пояснение «4 = Bruckenkopf befestigt» означает «укрепленный плацдарм». Тут немцы не ошиблись. Подходы к мосту у Тарканово действительно хорошо охранялись.
     Заканчивая обзор снимка, нельзя не отметить одну  деталь. В кадр попало с  десяток деревень: Нифантово, Тарканово, Кочино, Гари, Кичино, Пача, Едома, Потеряево, Дурасово… Однако немецкие разведчики почему-то отметили только деревню Добрец, при этом написали с ошибкой «Вовrez».
 
Шексна родная…
 
        А теперь приглядимся ко второму снимку. На нем нет никаких пометок, но зато отчетливо видно, что представляло собой село Никольское. Границы посёлка проходят в пределах нынешней улицы Октябрьская. Шлюзов и гидроэлектростанции нет, микрорайон Барбач – чисто поле. А вот район улицы Труда… Очень интересный район! Объектив фиксирует громадный (по сравнению со всеми другими) объект: видны четкие ряды строений, спланированная местность. Что это? И где это? Для того, чтобы ответить на эти вопросы, нам пришлось использовать сравнительный анализ на компьютере. Мы взяли снимок 1942 года и совместили его с современным снимком Шексны со спутника. Все сразу стало ясно. В кадр попал госпиталь. С помощью этих снимков можно определить его расположение с точностью до нескольких метров. Так, южная граница территории госпиталя проходила как раз там, где сейчас стоит новая школа имени адмирала А.М. Калинина, а противоположная граница, на севере, находилась в районе улицы Первомайская. Всего мы насчитали 27 крупных бараков, не считая массы вспомогательных строений (в основном, в районе нынешнего торгового центра «Мегалит»). На снимке хорошо видна железная дорога, протянутая от станции Шексна до госпиталя. По ней в госпиталь доставлялись раненые бойцы. Это те самые железнодорожные пути, которые мы пересекаем на федеральной трассе возле «маленькой лукойловской» автозаправки.


 Снимок села Никольское сделан 30 мая 1942 года.
       На станции Шексна поездов в тот момент не оказалось. Можно отметить интересную деталь: на снимке видна паромная переправа, которая находилась ниже нынешнего автомобильного моста, примерно напротив современного здания Нифантовской школы. Обратите внимание: там дорога подходит к берегу и продолжается уже на противоположном  берегу.
     А теперь на время отвлечемся от фотографий села Никольское, и скажем несколько слов о положении на фронте в начале лета 1942 года.
 
Непростое
было время…

 
     Из-за многочисленных ошибок в планировании летней кампании Красная Армия испытывала огромные трудности. В мае-июне на Северо-Западе была отрезана и уничтожена 2-я Ударная армия Волховского фронта, которая должна была прорвать блокаду Ленинграда. В центре, в районе Ржева, шли ожесточенные позиционные бои, ежедневно уносившие тысячи человеческих жизней. Но самая тяжелая обстановка была на юге. В начале июля 1942 части вермахта теснили соединения Красной Армии к Дону. Форсировав Дон, немцы получили бы возможность прорваться на Северный Кавказ и начать оккупацию нефтяных районов Советского Союза, а захват Сталинграда позволил бы им одновременно перерезать важнейшую транспортную артерию региона – Волгу.
     Моральный дух в армии и тылу падал. В стране снова, как и летом 1941, начиналась паника. Быстрое отступление Красной Армии на юге вынудило Сталина прибегнуть к жестким мерам. 28 июля был отдан знаменитый приказ №277, получивший известность как приказ «Ни шагу назад!».  В этом документе, который не публиковался в прессе, но был зачитан во всех воинских частях, Сталин признал страшную правду: у СССР больше нет преимущества перед Германией ни в людских ресурсах, ни в запасах хлеба, а отступать дальше – значит, загубить себя и Родину. Впервые с начала боевых действий военные подверглись резкой критике. В приказе говорилось о том, что народ теряет веру в Красную Армию, которая, отступая, отдает его под ярмо угнетателей. 
     Вот лишь одна выдержка из приказа:
     «После своего зимнего отступления под напором Красной Армии, когда в немецких войсках расшаталась дисциплина, немцы для восстановления дисциплины приняли некоторые суровые меры, приведшие к неплохим результатам. Они сформировали 100 штрафных рот из бойцов, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, поставили их на опасные участки фронта и приказали им искупить кровью свои грехи. Они сформировали, далее, около десятка штрафных батальонов из командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, лишили их орденов, поставили их на еще более опасные участки фронта и приказали им искупить свои грехи. Они сформировали, наконец, специальные отряды заграждения, поставили их позади неустойчивых дивизий и велели им расстреливать на месте паникеров в случае попытки самовольного оставления позиций и в случае попытки сдаться в плен. Как известно, эти меры возымели свое действие, и теперь немецкие войска дерутся лучше, чем они дрались зимой. И вот получается, что немецкие войска имеют хорошую дисциплину, хотя у них нет возвышенной цели защиты своей Родины, а есть лишь одна грабительская цель — покорить чужую страну, а наши войска, имеющие цель защиты своей поруганной Родины, не имеют такой дисциплины и терпят ввиду этого поражение.


   Раненые в госпитале за просмотром дневого кино.
     Не следует ли нам поучиться в этом деле у наших врагов, как учились в прошлом наши предки у врагов и одерживали потом над ними победу?».
     Приказ  №277 предусматривал ряд чрезвычайных мер, призванных остановить отступление Красной Армии. Чтобы не допустить массового бегства с передовой, в ближайшем тылу войск формировались заградительные отряды, наделенные правом расстреливать на месте дезертиров, трусов и паникёров.     
     Военнослужащие, совершившие преступления, получали возможность искупить свою вину службой в штрафных батальонах и ротах, которые предполагалось использовать на наиболее тяжелых участках фронта.
     По воспоминаниям ветеранов войны, приказ №277, при всей его жестокости стал для страны спасительным. Мобилизовав все силы, народ и армия смогли сначала остановить врага, а затем отбросить его назад.
 
Что планировал Абвер?
 
     Известное выражение «фронт без линии фронта» как нельзя лучше соответствовало ситуации в Вологодской области. Настоящий фронт с окопами, позиционной и минной войной зацепился за краешек областной территории в Оштинском районе (ныне он входит в Вытегорский район). Но существовал ещё один фронт - фронт тайной войны немецкой военной разведки Абвер и советской контрразведки.
     Главным объектом Вологодчины военной поры была Северная железная дорога  -  одна из основных магистралей эвакуации людей из Ленинграда и подвозки в город боеприпасов, вооружения, горючего. 
     В первые месяцы войны немецкие самолеты могли безнаказанно летать на низкой высоте и эффективно бомбить железнодорожные узлы. Так, с 29 августа по 1 декабря 1941 года вражеская авиация совершила 315 налетов на Северную железную дорогу. Из строя выведено 13 700 погонных метров пути, разрушены пять железнодорожных мостов, 177 зданий, разбито 762 товарных и пассажирских вагона, уничтожены 83 вагона с боеприпасами, 4 – с артиллерийским вооружением, 19 – с продовольствием, 30 цистерн горючего. Выведено из строя 42 паровоза. При бомбежках убиты 430 и ранены 590 человек. 


   Мост возле деревни Нифантово.Во время войны по нему
         шли железнодорожные составы. На дальнем
     плане - действующий железнодорожный мост.

     Для противодействия авиации противника в ноябре 1941 года были сформированы Рыбинско-Ярославский дивизионный район противовоздушной обороны (ПВО) и Череповецко-Вологодский дивизионный район ПВО, который состоял из трёх зенитных артиллерийских дивизионов, трёх батальонов воздушного наблюдения, оповещения и связи, двух батарей зенитной артиллерии малого калибра и зенитных прожекторов.
     Теперь немецкие самолеты могли безопасно летать лишь на высоте 7-8 км. Эффективность их бомбометания стала минимальной, а поэтому основными целями полётов стали разведка для планирования диверсионной работы.
      Немецкая разведка засылала в Вологодскую область десятки диверсантов-разведчиков для подрывов железнодорожных сооружений и сбора сведений о дислокации и перемещении войск и военной техники.
     А теперь еще раз посмотрим на пометки немецких разведчиков, сделанные на снимке села Никольское. Можно с большой долей уверенности предположить, что шла подготовка к диверсии.
     Череповецкий писатель Сергей Кононов в своей книге «СМЕРШ. «Моменты истины», основанной на недавно рассекреченных документах, рассказал подробности многих тайных операций и дал обзор всей системы борьбы советской военной контрразведки против агентуры противника. Один из приведённых автором эпизодов «незримой войны» относится к нашему Шекснинскому району, и, в частности, к железнодорожной станции «Шексна». Приведём его в сокращенном, газетном, варианте.
 
Группа Мартынова
 
     …Город Псков. 20 сентября 1943 г., 19 часов 00 минут. На краю полевого аэродрома немецкой армии пятеро человек в советской военной форме подгоняют лямки немецких десантных парашютов. Выпив по стакану водки, они взобрались по трапу в боковую дверь бомбардировщика, и расселись на жесткие металлические сиденья. Моторы взрываются ревом, и «Юнкерс», ускоряясь, направляется к взлетной полосе. Через две-три минуты он, натужно ревя моторами, поднимается в темное псковское небо.
     В железном фюзеляже на двухкилометровой высоте холодно. Рёв моторов. Никакой возможности говорить. Да и желания нет. Все молчат и крупными глотками, как по команде, пьют водку прямо из горлышка бутылок. В глазах судорожный блеск и страх. Что их ждёт там, на земле?
     Самолет вздрагивает и ныряет вниз. Зенитный огонь. Иллюминаторы озаряются вспышками разрывов. Вираж - вправо, влево, снова - вправо. Лётчики пытаются уйти от разящего света прожекторов, лучи которых слепящими стрелами полосуют небо.
     Пронесло. «Юнкерс» уходит в плотную облачность. Из кабины высовывается штурман и ободряюще улыбается парашютистам. Снова монотонный полёт. Глаза слипаются от усталости и от опьянения...
     Дверь пилотской кабины распахивается. Немецкий штурман показывает два пальца. Это значит, что первая двойка должна приготовиться. Сна как не бывало.
     Дверь самолета распахнута, и в кабину врывается холодный забортный воздух. Рев моторов. Рев сирены. «Пошел!» - машет рукой штурман. Двое диверсантов с перекошенными от страха лицами молча вываливаются в черную пропасть. Вслед за ним выталкивается грузовой парашют. Сопровождающий втаскивает вытяжные фалы в самолёт. Через час – очередь прыгать второй группе: Мартынову, Бондаренко и Павлову.
     …Петруха Бондаренко - самый молодой: он еще не справил 20-летия, а глотнул лиха сполна. Родителей выслали куда-то в Коми АССР, как кулаков. Они сгинули там в неизвестности. Его - семилетнего пацана - принял в семью брат отца. Потом ФЗУ (фабрично-заводское училище) и работа столяром на заводе имени Ворошилова в Воронеже.
     В мае 1942 года на Волховском фронте пошли в разведку за «языком», да напоролись на засаду. Немцы навалились молча, скопом и взяли всё отделение.
     150 граммов хлеба пополам с опилками превратили Петра в доходягу. Голод он помнил еще с тридцатых годов. Мысли о побеге уже и в голову не приходили. Понимал, что сил не хватит. Когда немцы предложили пойти на хозяйственные работы, согласился. Все лучше, чем помирать голодной смертью. Вместо хозработ оказались в диверсионной школе местечка Вихула в Эстонии. Петра учили по полной программе, да ещё и работать заставляли по столярному делу. Долго держали в резерве. И вот первое задание.
     Еще один диверсант - Павлов Петр Васильевич, кличка «Иванов»... Служил на бронепоезде N 33 (Краснодарский край). Попал в плен к немцам 9 августа 1942 года при попытке выбраться из окружения...
     Старший группы - Иван Мартынов - родом с Украины. Ему 27 лет, старик по сравнению с напарниками. В прошлом шофер МТС в Каховском районе.     
     Перед самой войной был призван в армию в 124-й гаубичный полк 2-й артиллерийской дивизии в Гродно. На рассвете 22 июня немецкие бомбардировщики буквально снесли с лица земли казармы, боевые позиции и артсклады полка. Мелкими группами оставшиеся в живых выходили лесами к городу Лида. Отходили с оружием и верили, что война ненадолго, Красная Армия непобедима, и вскоре стальным ударом она вышвырнет фашистского захватчика с советской территории.
     Уже 26 июня один из оставшихся старших командиров полка собрал 70 человек и объявил: «Будем бить врага, как били врага партизаны в 1812 году». Партизанская жизнь продолжалась почти два года. И надо же такому случиться, что в последних числах весны уже в Орловской области отряд наткнулся на карателей. Осколки мины подрубили ноги, и отряд прорвался без Ивана. Стремясь вырваться из плена любыми путями, попросил зачислить его в немецкую школу, мотивируя якобы своим желанием помогать немецкой армии в войне. В немецкой школе Вано-Нурси Иван Мартынов находился в течение полутора месяцев. За время пребывания в школе его обучали подрывному делу, топографии, правилам обращения с оружием различных видов. Особо уделялось внимание практическим занятиям в ночное время: ориентировке на местности, движению по азимуту, скрытому подходу к объекту и маскировке.
 
 
Цель диверсантов – станция «Шексна»

     Группа Мартынова имела четко поставленную задачу:
     1. Приземлиться в районе деревни Кодино Мяксинского района Вологодской области, замаскировать следы приземления и двигаться на север до полотна Северной железной дороги.
     2. Осесть вблизи станции Шексна (Никольское) и совершить 8 диверсионных актов по взрыву полотна Северной железной дороги.
    По пути следования к линии фронта совершить поджоги любых обнаруженных военных складов. Срок - десять дней.
     3. Под видом отставших от эшелонов явиться к коменданту любой станции с просьбой отправить их к месту назначения в район Волховстроя. Там выбрать удобное время и на стыке стрелковых дивизий перейти линию фронта. Пароль при задержании немецкими солдатами: «Майор Петергофф». По этому паролю их отправят в Псков в штаб разведки.


   От деревни Кодино до станции "Шексна" по прямой почти пять километров.
     Для выполнения задания группа была снабжена взрывчатыми и зажигательными веществами, гранатами системы Ф-1, термитными шашками. На вооружении имелись наганы, пистолеты и карабины. У каждого из них были красноармейские книжки и командировочные удостоверения под видом командировки в деревни Ершово, Исаковка, Потерявского сельсовета Мяксинского района для мобилизации тягловой силы и вывозки лесоматериалов на станцию Шексна (Никольское) Северной железной дороги.
 
В лесах Вологодчины
 
     …Над пилотской кабиной загорается лампа: «Внимание: приготовиться». По команде немца встали, выпили из горлышка по последнему глотку. Подошли к двери.  Лица у всех побледнели, в ногах дрожь. Дверь распахнута. Пилот включил ревун. «Пошел!», - сквозь рёв моторов слышен крик выпускающего.
     Вперёд и вниз, в чёрную темень неба. Воздушный поток стаскивает с головы подвязанную верёвкой пилотку. Парашюты раскрываются. Удаляющийся звук моторов, и тишина. Внизу не видать ни зги. Приземлились.
     Немцы выбросили группу мастерски. С высоты не более четырёхсот метров. Кучно. В мелком кустарнике. Мартынов присмотрелся. Совсем рядом с местом приземления – деревня. Через густой кустарник на фоне неба видны дома. Хорошо, что приземлились в низине. В деревне лишь редкие огоньки в оконцах домов. То ли керосиновые лампы, то ли лучины.
Быстро скинув парашют, Мартынов бегом оттаскивает его на полкилометра в еловый лес. Свистком подает команду группе на сбор. Буквально рядом раздаются два ответных сигнала. Все на месте, и Бондаренко и Павлов – два Петра…
     Родная земля. Свобода. Свобода? Нет. Трое не слишком хорошо знакомы между собой. Учились в разных диверсионных школах. Перед вылетом о явке в НКВД договоренности не было. Да и здесь, в вологодском лесу, они боятся друг друга и боятся будущего. Для всех в тылу они предатели. Если сдаться, то вдруг расстреляют? Утро вечера мудренее. Лучшее русское средство забыться - водка. По команде старшего закопали парашюты и взрывчатку. Перекусили сухим пайком, выпили еще граммов по двести и устроились на ночлег.
     Тревожным сном спали, завернувшись в шинели. Проспали до трех часов дня. Решили дождаться темноты и двинуться на ночевку в какую-нибудь деревню. По очереди с опушки смотрели в сторону деревень, пытаясь определить: ищут их или нет? Все было спокойно.
     Когда стемнело, двинулись в путь. Кодино обошли стороной и через несколько километров, между деревнями Новинка и Анфино, увидели женщину, устало идущую по дороге.
     - Здравствуйте, где тут можно переночевать? - обратился к ней Мартынов. - Мы командированы на станцию Шексна для заготовки леса.
     - Переночевать-то, да у дяди Миши Лошкова дом большой, там всегда военные останавливаются. Пойдемте, я покажу. Устали, поди, с дороги? Да и я устала. С вызова бегу. Война идет, а они рожать надумали. Чудаки. Акушерка я, Ниной звать. Вот он дом. Окошки и в летней избе светятся.
 
Вот и всё…
 
     От деревни Кодино, где приземлилась группа Мартынова, до станции Шексна по прямой через лес около полусотни километров. Пройти их диверсантам было не суждено.
     Нина Степановна Виноградова, акушерка Кодинского медпункта, рассказала о странных путниках председателю сельсовета Тимофееву, а тот передал информацию в районный отдел НКВД.
     Деревенские жители опергруппу ждать не стали. Пятеро человек из группы охраны общественного порядка Кодинского сельсовета пришли в дом Лошкова (место ночлега диверсантов), чтобы выяснить, кто же они есть на самом деле. Диверсанты оружия им не сдали, и продолжали выдавать себя за командированных по вывозке лесодревесины.
     Параллельно с этими событиями собирались данные с постов ВНОС. Из донесений следовало, что 20 сентября в 22 час. 15 минут над территорией Мяксинского района по курсу 170 пролетел вражеский самолёт, который первоначально был не опознан службой ВНОС, так как принят за свой.
     Прибывшая опергруппа районного отдела НКВД разоружила диверсантов, забрав у них автомат, два карабина, два револьвера системы «Наган» и пистолет «ТТ». При выходе на место приземления утром 22 сентября были найдены парашюты, а также гранаты, термитные шашки и детонаторы.
     А уже 25 сентября в управление НКГБ СССР «полетело» спецсообщение:
     «20 сентября 1943 года в 22 часа 15 минут на территории Мяксинского района Вологодской области, в 1,5 километрах от деревни Кодино, с немецкого самолёта была выброшена группа немецких парашютистов-диверсантов, состоящая из 3-х человек:
1. МАРТЫНОВ Иван Демьянович, школьная кличка «Костин», 1916 года рождения, выброшен под фамилией ТОГОРИЦКИЙ Иван Константинович...
2. БОНДАРЕНКО Петр Петрович, кличка «Любимов», переброшен с документами на имя «Комарова Петра Васильевича, 1923 года рождения...
3. ПАВЛОВ Петр Васильевич, кличка «Иванов»...
     Обстоятельства задержания: ... Оперативная группа, посланная из РО НКВД и НКГБ, прибыла в район расположения диверсантов и произвела их задержание.
     Со стороны диверсантов никакого сопротивления оказано не было.
    Задержанные МАРТЫНОВ, БОНДАРЕНКО и ПАВЛОВ показали, что в тыл РККА немцами выброшена:
    Группа диверсантов из      2-х человек.
   1. Фамилия и кличка неизвестна, звать Иван, 1919 года рождения, рост ниже среднего, на кисти левой руки татуировка «Ваня», одет в красноармейскую форму.
   2. Кличка неизвестна, звать Владимир, 22-х лет, ниже среднего роста, волосы русые, глаза большие серые, лицо круглое, взгляд острый, одет в форму красноармейца.
     Летели в самолете вместе с группой МАРТЫНОВА, выброшены за час до выброски группы МАРТЫНОВА.
     Эта группа задержана Калининским УНКГБ. Диверсанты Мартынов, Бондаренко и Павлов вместе с принадлежащими им материалами и документами переданы в отдел НКО «Смерш» Вологодского гарнизона».
 
Контрразведка сработала
на «отлично»

 
      Об активности немецкой разведки в Вологодской области красноречиво свидетельствуют следующие факты. Только в сентябре 1943 года из оккупированного немцами Пскова на территорию области на парашютах было сброшено больше десяти разведывательно-диверсионных групп. Почти полсотни диверсантов и разведчиков.
     Немецкие шпионы имели конкретные задачи: нарушать транспортные перевозки, сообщать важные военные сведения, создавать повстанческо-партизанское движение среди ссыльных переселенцев…
     Наши контрразведчики, взаимодействуя с местным населением, все планы фашисткой военной разведки свели на нет. Ни одной диверсии на территории области врагу произвести не удалось.

Алексей ДОЛГОВ.
 
     Редакция благодарит за предоставленные фотоснимки Н.Н. Хазинова, И.Н. Брежнева, шекснинский центр истории и культуры. При написании статьи использованы материалы сайта www.agentura.ru.
 

С врагом сражался до последнего дыхания

«Отважному летчику Е.Н. Шурупову, совершившему подвиг в этом небе 2.06.1942 г.» - такие слова начертаны на памятном знаке возле деревни Домшино.
    Ровно семьдесят лет отделяют нас от событий, скрывающихся за этой лаконичной надписью. Красное знамя, истребитель с красными звездами на крыльях. Возле стелы невольно задумываешься, какой ценой далась нашим отцам и дедам победа над фашизмом. Свою жертву на алтарь Победы принес и отважный летчик Евгений Шурупов.
 
Вижу самолет противника!
 
     2 июня 1942 года. О событиях того дня в своих мемуарах рассказал инженер по вооружению истребительного 721-го авиационного полка С.Н. Иконников.
     В 1942 году полк базировался в районе Рыбинского водохранилища и обеспечивал прикрытие от вражеских налетов промышленных центров Подмосковья.
     Жарким июньским днем авиаторы жили по обычному расписанию. Вторая эскадрилья занималась учебными стрельбами, а боевое дежурство несла первая эскадрилья. Весь личный состав находился на стоянке самолётов, два летчика - в кабинах истребителей в готовности №1. Пилоты пристегнуты ремнями к сиденьям: ни повернуться, ни расслабиться. 
     О чём размышлял лейтенант Шурупов, когда сидел в кабине самолета, готовый в любую минуту взлететь в небо и вступить в схватку с врагом? Может быть, он напевал: «Все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц. И в каждом пропеллере дышит спокойствие наших границ…». Евгений любил «Марш авиаторов» и любил небо. С пятнадцати лет он учился в Дятьковской планерной школе, потом занимался в летной школе при Дятьковском аэроклубе, а в 1939 году его зачислили курсантом Одесской военной авиационной школы. Сейчас он – опытный летчик, ему 24 года, и за плечами 128 боевых вылетов, два воздушных боя... А может быть, он вспоминал родителей и родное село Ивот Дятьковского района Орловской (ныне Брянской) области. Из военных сводок ему, наверно, было известно, что в феврале 1942 года Красная Армия и сводный партизанский отряд отбили у фашистов село Дятьково, и в тылу врага на всей территории Дятьковского района была восстановлена Советская власть. Отступая, фашисты зверствовали. Они сожгли в Дятьковском районе более двадцати пяти тысяч домов, почти двадцать тысяч жителей были угнаны в Германию на каторжные работы. Чем он мог помочь родным? 
     - Вижу самолет противника! - возглас наблюдателя прервал размышления пилота. Жизнь на аэродроме активизировалась. Из землянки выбежал командир и в бинокль разглядел отблески самолета. Это был немецкий разведчик Ю-88. Немцев интересовали сведения о сосредоточении наших войск и загрузке железных дорог. Их полеты были не редкость. Как правило, вражеские разведчики летали на высоте более семи тысяч метров. Эффективно противостоять им могли лишь истребители. Обнаруживались самолеты противника постами  воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС). Одна из таких вышек ВНОС во время войны находилась и в селе Никольском (ныне поселок Шексна).
 
Пропал без вести
 
     Зеленая ракета – сигнал к запуску мотора самолета. Пока информация о месте нахождения цели передавалась ведущему дежурной пары лейтенанту Евгению Шурупову, воздушный винт на его самолёте уже вращался. А вот у ведомого лётчика в ответственный момент мотор никак не хотел запускаться. Но дорога каждая секунда, ведь если потерять самолет из виду, ищи его потом в бескрайнем небе как иголку в стоге сена. Шурупов ждать не стал и взлетел один. Через несколько минут о появлении вражеского самолёта поступил сигнал с одного из постов ВНОС. Сверив по карте, командиры убедились: это тот же самолёт, который был замечен наблюдателем полка.
     По радиосвязи Шурупову дважды передавали уточненное местонахождение разведчика, его высоту и направление полёта, но мог ли он использовать эти сведения, оставалось неизвестным. На самолете ЛаГГ-3 имелся только радиоприёмник. Передатчики в то время устанавливались лишь на самолётах командиров эскадрилий. Тем временем с постов ВНОС поступали сообщения, что вражеский разведчик продолжает полёт вглубь нашей территории на высоте шесть тысяч метров, искусно обходя зоны огня зенитной артиллерии.
     ...Прошло полчаса, час... Расчетное время продолжительности полёта подходило к концу. При самом выгодном режиме работы мотора бензина оставалось на несколько минут. Вот и они прошли… На базу летчик не возвратился. Удалось ли Шурупову атаковать фашистского разведчика? Где он находится? Что с ним случилось?  Сел на другом аэродроме, приземлился вынужденно где-то в поле, а может…? На запросы начальника штаба с ближних аэродромов поступали неутешительные ответы: «Самолёт ЛаГГ-3 с бортовым номером 16 не пролетал и у нас не садился».
     Долго ждали и прислушивались бойцы, не гудит ли самолет их товарища лейтенанта Шурупова. Стемнело… «2 июня 1942 года самолёт, пилотируемый лейтенантом Шуруповым Е.Н., не вернулся с боевого задания», - записал в журнал боевых действий начальник штаба. Родителям направили извещение о том, что их сын пропал без вести.
 
Воздушный бой
 

     В сентябре, когда полк уже перебазировался на Брянский фронт, на имя командира пришло письмо из Вологодского обкома партии и сообщение из наземной войсковой части, в которых сообщалось о воздушном бое лейтенанта Шурупова.
     Из их сообщения авиаторы узнали, что летчик Е. Шурупов догнал фашистского разведчика и над селом Домшино Чебсарского (ныне Шекснинского) района произошел бой. Свидетелями его стали колхозники, работавшие в поле, и две девочки из Чёбсары.
     - Утром мы с сестрой Тамарой пошли из Чебсары в деревню Середнево за яблоками, - вспоминает жительница Чебсары Марта Максимовна Степакова, - День был ясный, небо было чистое. Сначала мы услышали гул, и сразу поняли, что это немецкий самолет. Тогда немцы нередко пролетали над Чебсарой, и мы умели различать по звуку наши и немецкие самолеты. Мы увидели, как в небе завязался бой между нашим истребителем и немецким самолетом, а потом один самолет стремительно полетел вниз, и за ним тянулась черная дымовая полоса.
     Взрослые свидетели воздушного боя видели, что фашистский разведчик, заметив приближающийся к нему истребитель, развернулся на запад, стал резко снижаться, набирал скорость и пытался оторваться от преследования. Наш истребитель все ближе и ближе подходил к цели. На высоте примерно двух тысяч метров Е. Шурупов настиг разведчика, атаковал его сверху и повредил «Юнкерсу» левый двигатель, но в результате ответного огня сам был тяжело ранен. По словам очевидцев, пилот с трудом управлял самолетом. ЛаГГ-3 прошел над крышами домов деревни Катаево, пролетел над полем и приземлился на берегу реки Согожа.
     Прибежавшие на помощь колхозники пытались помочь летчику. Он истекал кровью и был без сознания: пуля прошла в шею навылет. На подводе его повезли в ближайший медпункт, где он, не приходя в сознание, умер.
     Фашистскому разведчику далеко уйти не удалось – «Юнкерс» катастрофически терял высоту и плюхнулся возле деревни Путиново в Ярославской области. Во время воздушного боя штурман самолёта был убит, а летчик, стрелок-радист и бортмеханик взяты в плен.
     Получив это сообщение, командир авиационного полка зачитал письмо всему личному составу. «Честь и слава доблестным защитникам советского неба! - писали вологжане, -  Пусть эти строки о мужестве вашего однополчанина – героя, написанные очевидцами, явятся достоянием всего полка. Пусть знают лётчики, как геройски погиб их соратник и берут с него пример». По поручению колхозников письмо подписали секретарь Вологодского обкома ВКП(б) Марков, секретарь Чебсарского райкома ВКП(б) Сергачёв, председатель райсовета Козинов, лейтенант госбезопасности Иванов.
     Когда стали известны все обстоятельства воздушного боя, лейтенант Е.Н. Шурупов был представлен к государственной награде. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 февраля 1943 года Евгений Николаевич Шурупов был награжден орденом Ленина посмертно.
     Похоронили Е.Н. Шурупова в селе Якушево Рыбинского района Ярославской области.
 
Алексей ДОЛГОВ.
Авторы: 

И каждый делал все, что мог, чтобы приблизить час победы

Елизавета Ивановна Баранова – участница Великой Отечественной войны. Она поделилась своими воспоминаниями с Надеждой Мишеневой, журналистом нашей газеты.
 

       Известие о начале Великой Отечественной войны застало Елизавету в городе Пушкино Ленинградской области, где она училась в институте. Было ей тогда 18 лет:
     - Начались обстрелы, люди стали уезжать. Тогда и я вернулась домой, в родное Угольское поселение. Здесь меня призвали вольнонаемной через военкомат для работы в госпитале, - рассказывает Елизавета Ивановна. - А так как по тем временам я была образованной  - 10 классов школы и один курс университета окончила - то направили меня работать в штаб госпиталя.
     Госпиталь № 3736 располагался в Шексне, но его вскоре расформировали -  маловат был. А взамен появился новый эвакогоспиталь № 1327 на втором участке Шексны. Медперсонал этого госпиталя (врачи и медсестры) в основном были из г. Пушкино – сюда их эвакуировали вместе со всем более-менее ценным имуществом.
     Новый эвакогоспиталь разместился в деревянных бараках, отштукатуренных внутри и снаружи. Всего было около 30 зданий. В них, кроме помещений, предназначенных для раненых и больных, располагалась и баня, и склады, и контора, и прачечная, а часть строений предназначалась для проживания работников больницы. Работников – если считать всех от врачей до прачек - было более 500 человек, но и при таком количестве персонала всем приходилось трудиться, не покладая рук.
     - Работы немало, а ведь все вручную делалось. Зданий много, а отопление печное – это сколько дров надо расколоть, а потом еще и наносить к печам… А лес нам привозили из Ковжи – огромные такие возы были. И прачечные не то, что нынешние. В печах были большие котлы сделаны – в них белье кипятилось с мылом, его потом прачки простирывали на досках и полоскали в чистой воде. Все вручную. Хорошо с водой проблем не было – ее постоянно подвозили с реки.
     Причем стирали здесь не только постельное белье и одежду, но и бинты, которых постоянно не хватало. Старые бинты стирали, гладили и снова использовали. А вот с питанием проблем не было – кормили, по словам Елизаветы Ивановны, хорошо.
     В этом госпитале она и работала, пока не закончилась блокада Ленинграда,  раненых с тех краев как раз и везли в Шексну. А потом, в конце лета 1944 года, персонал эвакогоспиталя №1327 в полном составе отправился к месту новой дислокации.
     - Пригнали большой эшелон – много вагонов было, - вспоминает Елизавета Ивановна. - Погрузили всех нас вместе с имуществом госпиталя и вывезли в город Каунас. Нас там уже ждали, были подобраны помещения.
     Литовский город Каунас советские войска совсем недавно освободили – света нет, везде разруха от бомбежек… Бомбить продолжали и после освобождения. Не раз Елизавете Ивановне пришлось прятаться в бомбоубежище, услышав объявление о воздушной тревоге. В то время шли бои за Кёнигсберг (ныне Калининград) – оттуда раненых напрямую возили в госпиталь, где она работала.
     Воспоминания о военных годах сами по себе тяжелы – Елизавета Ивановна рассказывает, а у самой голос дрожит. Но когда память возвращает ее к увиденным ужасам войны, то рассказ обрывается на полуслове: «Ни к чему это вам, молодым, знать. Было и прошло…».
     Освободили Кёнигсберг в апреле 1945. Немного времени прошло, и их уже ждали в другом месте: вновь весь персонал госпиталя погрузили в эшелон и отправили уже на Дальний Восток, в Хабаровск. Началась война с Японией...
     - Полтора месяца мы ехали в товарных вагонах, на деревянных лежанках спали. Железнодорожная ветка одна, да и та плохая. А на станции Куйбышевка вообще почти пять суток простоять пришлось – дорогу ливнем размыло - не проехать. Ждали, пока железнодорожники и солдаты ее восстановят, - говорит Елизавета Ивановна. – Первую ночь в Хабаровске на станции ночевали, а потом уже нас разместили: кого в казармы, кого в комнатках частных домов. Наши войска тогда стояли в Маньчжурии. Но первые раненые, которых привезли к нам в госпиталь, были японцы. А потом уже и русские были.
     Вот так и получилось, что среди многочисленных наград Елизаветы Ивановны есть и медали «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией», «За победу над Японией» и орден Отечественной войны.
     В Хабаровске Елизавета Ивановна вышла замуж, родила дочь. А вот домой, в Шекснинский район, вернуться смогла только в 1946 году. Устроилась работать в исполком, в Госстрах, бухгалтером. Сначала жилье снимали, а потом в Шексне, на первом участке, свою квартиру дали. В ней Елизавета Ивановна и живет по сей день одна одинешенька. В декабре ей исполнится 90 лет – тяжело одной справляться. Единственный внук Дмитрий и рад бы бабушке помочь, да живет далеко, но, тем не менее, не хочет, чтобы она переехала в Дом престарелых – дома-то лучше.
 
Надежда МИШЕНЕВА.

Авторы: 

Спасибо тебе, солдат!

Жителю Шексны Александру Сергеевичу Серову – 88 лет. О войне он знает не понаслышке: сражался с немцами под Сталинградом, освобождал от «коричневой чумы» Европу. На войне всегда есть место подвигам, большим и малым…

«Атака»
на призывную комиссию

 
     Свою Великую Отечественную кирилловский паренек из деревни Якшино Саша Серов начал с «атак» на районную призывную комиссию. «Недомерок» 147 сантиметров ростом и в два с половиной пуда весом никак не подходил под фронтовые стандарты, и комиссия дважды браковала его от воинской службы. В апреле 1942 года Сашка так упорно «атаковал» призывную комиссию, что первым не выдержал натиска районный военком:
     - А что? Парень боевой, пойдет в связь и будет катушки таскать, - почти весело обратился он к членам комиссии. И вдруг, посерьезнев, пристально посмотрел на разгоряченного Александра и проникновенно сказал, - Спасибо тебе, сынок!
 
Разведка боем
 
     Во время двухмесячной подготовки к минометному делу в городе Серпухове красноармеец Серов был принят в комсомол. Дважды направляли его в школу младших командиров, но опять рост в «метр без пилотки» становился преградой на пути к повышению по службе.
     В августе 1942 года полк, в составе которого был А.С. Серов, двинулся в Сталинградском направлении. Прибыв на место, солдаты сначала прошли предфронтовую подготовку. Здесь Александр Серов получил воинское звание «сержант» и был назначен командиром отделения минометного взвода З-й роты 20-го батальона 440-го стрелкового полка 64-й стрелковой дивизии. Завершив подготовку, полк совершил пеший переход на передовую линию обороны на Клецком направлении. В первый бой их отправили следом за танками без предварительной артподготовки. До передовой линии обороны немцев дорваться не смогли, заняв перед ними свою новую линию обороны. По воспоминаниям Александра Сергеевича, здесь их почему-то перебрасывали с участка на участок с попытками завязать бой, но не доводя дело до настоящего боя.
- Уже после я пришел к выводу, - вспоминает А.С. Серов, - что этими мелкими стычками мы прощупывали слабые места в фашистской обороне.
     Немцы на этом участке уже выдохлись и наступать не пытались, но и дела наших подразделений были не из благоприятных. Иссякал запас снарядов и мин, гибли солдаты и офицеры. Старый минометчик и сейчас сокрушается:
     - Доживались до остатка в шесть мин на расчет. Осеннее бездорожье засасывало в грязь и грузовики, и танки. Нашей роте еще везло: выручал незабываемый вездеход ЗИС-5.

 
За водой идут добровольцы
 

     Вскоре взвод перебросили в приволжскую степь недалеко от самой Волги. С нового места расположения хорошо был виден огненный Сталинград. Источников питьевой воды, кроме Волги, не было. Пространство между местом расположения роты и рекой простреливалось немецкими снайперами. Уже не один посланец за водой погиб, так и не доставив своим товарищам желанную влагу. Командир взвода лейтенант Дементьев добычу питьевой воды перевел с приказного порядка на добровольческий. Доброволец Серов вызвался добраться до волжского берега и с водой возвратиться обратно. Пойти с ним пожелал земляк и сослуживец по отделению Махотин. Продвигались оврагом, но когда вышли на береговой участок, неожиданно просвистела пуля. Сослуживцы-земляки залегли - на волжском мысу засел фашистский снайпер. На их счастье на самом берегу Волги стояли бесхозные срубы. Бойцы доползли до срубов и под их прикрытием набрали в котелки воду. Теперь предстояло преодолеть пристрелянное фашистским снайпером пространство от срубов до оврага. Солдату сообразительности не занимать, в особенности, если тебя ждут и на тебя надеются товарищи. Серов повесил на черенок саперной лопатки пилотку, а Махотин приготовился к перебежке до спасительного оврага. Выставленную из-за угла сруба пилотку тут же пробила снайперская пуля. Махотин рванул к оврагу. Удачно! Для своей перебежки Серов повторил хитрость. С пробитыми пулями пилотками, но, к радости товарищей, с водой бойцы-добровольцы возвратились в расположение взвода. Лейтенант Дементьев отметил обоих благодарностями.
 
В «долине смерти»

      А рота уже готовилась к атаке и опять почему-то без предварительной артподготовки. Шквальный огонь противника заставил залечь бойцов на половине полосы между своей линией обороны и противником. Отделение Серова оказалось впереди других, за что его командир получил суровое замечание от взводного: минометчики должны находиться сзади пехоты. В отделении погиб подносчик мин Панкратов, вышел из строя миномет. Ко всем бедам у наших прибавилась нехватка снарядов и мин. Выбить фашистов с их позиций не удалось.
     Ночью полк перебрасывался на другой участок. По разрешению командира взвода А.С. Серов приотстал от своих, чтобы скатать шинель. Когда догонял взвод, споткнулся за камень и сильно повредил колено правой ноги.  С больной ногой догнать товарищей не смог. Полк двигался по оврагу, выводившему в так называемую «долину смерти» - буквально вспаханное минами и снарядами поле между двух скал. Укрепившись на этих скалах, фашисты видели наши части и их подразделения, как мух на блюдцах. При выходе из оврага 440-й полк свернул вправо, а сержант Серов, двигаясь впопыхах прямо, оказался в соседнем 451-м полку.
     На рассвете немцы открыли огонь из всех видов оружия. Пришлось сбившемуся с пути бойцу залечь на открытой местности.
     - Сержант, прыгай ко мне! - услышал Серов чей-то бодрый, командный голос. Это из воронки от бомбы звал его старший лейтенант, командир батальона 451-го стрелкового полка. Он не советовал Серову до конца обстрела пробираться в свой полк, а потом неожиданно предложил остаться у него вместо погибшего ординарца.
     - Не могу, товарищ старший лейтенант,- ответил сержант отказом... Меня свои ребята дезертиром считать будут.
     - Какой же ты дезертир, сержант, когда находишься со мной, на самой что ни на есть передовой? - не согласился напористый комбат.
     Заметно вечерело, но обстрел не прекращался, и сержант Серов вынужден был ночевать на КП батальона. Утром старший лейтенант пошел устанавливать связь с 440-м полком, а Серову приказал ждать его возвращения. На обратном пути комбат был ранен на глазах у наблюдающих с КП. Полз он с трудом, да к тому же фашистский пулемет ожесточенно бил в его сторону. Схватив шинель, Серов бросился к раненому. Он смог затянуть тяжелого комбата на разостланную шинель, но тащить его ползком оказалось делом почти безнадежным: старлей был здоровым парнем, а Серов и на солдатской каше все еще набрал лишь сорок килограммов. Тащить раненого, поднимаясь в рост, не давал немецкий пулемет. Протащив комбата в сторону своего окопа метров тридцать, Серов увидел неподалеку наш пулеметный расчет, бойцы которого проявляли больше любопытства, чем элементарного воинского товарищества. Возмущенный сержант вскинул автомат в их сторону и пригрозил расстрелять пулеметную обслугу, если не помогут вытащить командира. Командир расчета, старший сержант, подполз к Александру и помог ему вытащить раненого в безопасное место. Александр Сергеевич разыскал санитаров и отправил с ними раненого на конной повозке в санитарную роту.
     - В этой суматохе мы не удосужились познакомиться друг с другом, не успели спросить даже, откуда каждый родом, - до сих пор сокрушается ветеран Великой Отечественной войны.
     Душевно опустошенный грустным расставанием с понравившимся ему старшим лейтенантом сержант Серов примкнул к минометному расчету.
   Заметив слабую подготовку и неуверенность наводчика, он попросил командира расчета посмотреть его в деле. Уж очень был обозлен Александр на пулеметчика-фашиста, ранившего комбата и стрелявшего по нему самому. Он показал наводчику, как надо бить по целям. После первого же «показательного» выстрела фашистский пулемет умолк.     
     Накал обстрела «долины смерти» в светлое время суток не снижался, и минометчики уговорили Серова остаться у них в расчете.
     - И сейчас не могу понять, почему я не искал свой полк, хотя знал, что он расположен по соседству,- недоумевает Александр Сергеевич. - Наверное, потому, что и здесь я был не без дела: не только сам поражал цели, но и обучал своему «ремеслу» неопытного наводчика.
     Через два дня полку пришла замена, и минометный расчет оказался на отдыхе в 3-5 километрах от передовой. Здесь солдат помыли в походной бане, прожарили белье и одежду. В сторонке от своих минометчиков Серов вел невеселый разговор с земляком из Устюжны Тарасовым, сетуя на себя за то, что отстал от своего полка. В это же время приехавший в отдыхающий полк корреспондент какой-то военной газеты фотографировал минометчиков. О Серове почему-то не вспомнили, и он почувствовал себя чужим. От обиды и от неопределенности своего положения на душе, что называется, «кошки скребли». Не знал загрустивший сержант, что судьба уже готовит ему выход из сложившегося «подвешенного» состояния и очередную смену обстоятельств в его военной службе.
 
Гвардии сержант Серов
 
     В расположение полка прибыл старший лейтенант из 38-й гвардейской дивизии за пополнением. Отбирали наиболее подготовленных, желательно добровольцев с комсомольскими билетами. Серов, разумеется, оказался в строю претендентов на гвардейское пополнение. Но когда при перекличке по списку очередь дошла до него, старший лейтенант насмешливо бросил:
     -У нас ребята - гвардейцы и ростом, и повадками. Если убьют такого, падает головой вперед. А ты, какой гвардеец?
     Оскорбленный сержант готов был в нарушение Устава тут же ответить офицеру резкостью, но не успел. В группе отобранных в гвардейскую дивизию были два минометчика, видевшие его стрельбу по пулеметчику и другим целям. Они твердо встали на защиту Серова:
     - Этот сержант, товарищ старший лейтенант, подотрет нос вашим гвардейцам. Мы этому свидетели.
     - Даже так? - недоверчиво спросил офицер, и в это время к нему подбежал солдат-посыльный:
     - Товарищ старший лейтенант! Комиссар просит возвратить сержанта Серова для оформления материалов на награждение.
     Офицер с доброй улыбкой посмотрел в сторону еще взволнованного сержанта и как-то не по-военному просто распорядился:
     - Вы свободны, сержант.
    Чувства Александра перемешались. Всколыхнулись обида с фотокорреспондентом, оценка его этим старшим лейтенантом, благодарность мимоходным сослуживцам-минометчикам, вызов к комиссару за оформлением на награду.
     - Не за награду мы тогда воевали, - объясняет свой давний поступок Александр Сергеевич, - и я отказался покинуть строй.
     - Ну, как знаете, - удивленно и уже с явным уважением посмотрел на него старший лейтенант. И, обращаясь к посыльному, добавил:
     - Передайте комиссару, что сержант Серов отказывается от награды и желает быть зачисленным в 113-й гвардейский стрелковый полк 38-й гвардейской стрелковой дивизии.
     Так «потерявшийся» командир отделения минометного взвода 3-й роты 2-ого батальона 440-го стрелкового полка    64-й стрелковой дивизии сержант Александр Серов стал воином - гвардейцем.
 
По самолету – точно
в цель!


     В первых же боях в этом качестве он получил осколочное ранение в голову. Удар был чувствительным, но кость не была пробита, и Александр отказался от госпитализации. В нарушение командирского статуса он был направлен рабочим на кухню. По плотности обязанностей здесь было не легче, чем на передовой, к тому же часто бомбили самолеты. Их прилету, как правило, предшествовало появление немецкого самолета, похожего на наш «кукурузник». Он прилетал на разведку и попутно сбрасывал по четыре бомбы и поливал землю из пулемета. На участке, где при кухне долечивался Серов, наши, вероятно, не имели зенитных средств, и немецкий летчик буквально куражился над бойцами нашей пехоты, выделывая над ними виражи и снижаясь порой на дразнящее близкое расстояние. В один из очередных прилетов нахального самолета-разведчика Серов схватил висевшее на дереве противотанковое ружье, положил его ствол на отросток дерева и сделал по наглецу несколько выстрелов. Самолет загорелся и с длинным шлейфом дыма скрылся за горой. Через несколько дней дивизию вывели из боя и отправили на доукомплектование в Саратовскую область. Здесь и оформили на Александра первый наградной лист, а вскоре командование вручило ему орден Славы III степени.
 
Спасибо тебе, солдат!


    В составе 38-й гвардейской стрелковой дивизии шел он от Сталинграда через Донбасс по Украине. Под Днепропетровском, выходя из окружения, получил второе ранение в голову, и после госпиталя был направлен в 91-й Краснознаменный, ордена Суворова погранполк, с которым прошел Молдавию, Румынию, Югославию, Болгарию. В результате очередного отбора лучших комсомольцев полка А.С. Серов оказался во вновь формировавшемся 336-м пограничном полку. После взятия Будапешта полк стал именоваться Будапештским ордена Александра Невского полком НКВД. На венгерской земле Александр Сергеевич получил тяжелую контузию и по выходу из госпиталя был зачислен в   37-й пограничный Ясский полк.
     После окончания войны снова пришлось длительное время валяться в госпиталях, долечивая раны и последствия контузии. Врачи определили ему 2 группу инвалидности, с которой и возвратился он домой, на родную кирилловскую землю.
     В этом подросшем почти на 20 сантиметров парне трудно было узнать того «недомерка», что «воевал» с призывной комиссией в начале 1942 года за свое право быть в ратном строю. Кроме ордена Славы 3 степени грудь его украшали орден Отечественной войны 2 степени и медали «За оборону Сталинграда», «За освобождение Белграда», «За взятие Будапешта», «За взятие Вены».
    Спасибо тебе, солдат!
 
В.Н. ПРОТОПОПОВ.
 
P.S. После окончания Великой Отечественной войны и до выхода на заслуженный отдых десятки лет А.С. Серов работал в шекснинской исправительно-трудовой колонии и воспитывал оступившихся на жизненном пути. Выйдя на пенсию, отдыхать не стал: более двадцати лет возглавляет А.С. Серов совет ветеранов работников ИТК-17, неоднократно избирался депутатом комитета самоуправления районного центра.

Военное детство

В  редакцию газеты пришло письмо от Л.А. Бабий. Когда началась война, ей было 11 лет, и она жила в деревне Борисово Чуровского сельского совета.
     Лидия Александровна Бабий (в девичестве Рудеева) сейчас  - жительница  поселка Красное на Волге в Костромской области. Но в военные годы она – тогда еще совсем девчонка - жила в деревне Борисово Чуровского сельсовета Шекснинского района. Ее родители купили дом в этой деревеньке еще зимой 1940 года. Столько лет прошло с тех пор, но память все равно возвращает ее к тем дням, к тем событиям, и рождаются строчки письма…
     «Лето 1942 года. Мне в то время было 12 лет. Я, как и все дети такого же возраста, работала в колхозе: мы сушили сено, расстилали и околачивали лен, собирали колоски на полях и делали другую работу – куда посылала бригадир Тамара Кокушева (эта фамилия девичья, а как по мужу не помню).
     В доме бригадира Тамары Кокушевой был открыт детский садик - в колхозе работать начинали рано, а детей не с кем оставить. Заведующей садиком была мать бригадира - Фиса Кокушева, а я – няней. Нас было двое. Я уже не помню, сколько было детей – немного. Вроде всего 7 человек. Были и грудные, и постарше.
     Я делала все, что мне говорила Фиса. Утром, к 6 часам, я должна была принести молоко с фермы, а к 7 - прийти работать. Хуже всего мне было ходить на ферму за молоком – очень рано нужно было вставать, а мама не всегда была дома, так как она работала сторожем на маслозаводе в Чуровском (это в 1 км от Борисова). Я проработала месяц и больше не пошла в садик.
     Тогда бригадир пришла к маме, и они меня уговорили идти в подпаски. Часть колхозных коров – 11 голов - стояли у нас во дворе, так как в то время не было большой фермы. Коров колхозных и частных пасли тогда вместе. Пасли в подскотине - так у нас называлось место выпаса скота, огороженное жердями по две штуки в длину, чтоб коровы не ушли в лес за изгородь.
     Пастухом был уже старый дед – не помню его имени. Я за коровами следила, чтоб они не вышли за изгородь. Площадь была большая. После того как наедятся, коровы отдыхали на поляне. На этой же поляне было много  земляники, а осенью – рыжиков.
     В этом лесу была тропа, по которой можно пройти из деревни Борисово в другую деревню, что была за лесом. Вдоль этой тропы росли кусты малины. В период отдыха коров я отпрашивалась у деда собирать ягоды. И всегда дед меня предупреждал – смотри, чтоб не было ос, и далеко не уходи (чтобы он мог меня позвать, когда коровы отдохнут).
     И вот – день был солнечный – я сидела у куста малины и вдруг услышала хруст сухих веток. Я сильно испугалась, присела еще ниже, прислушалась. В мою сторону никто не шел. Я подумала, какой зверь?  Стала выглядывать из-за куста и увидела мужчину – он утрамбовал ветки ногами, потом выпрямился, огляделся по сторонам, набросил на плечи рюкзак, надел военную фуражку и пошел. На нем были сапоги, брюки и гимнастерка военная. Я перестала дышать, как напугалась. Успокоилась, увидев, что он пошел в другую сторону от нашей деревни.
     Тогда я побежала и обо всем рассказала деду. Он тут же меня послал в контору к Ивану Кузнецову и сказал, чтоб я все рассказала, как и что я видела. Колхозная контора у нас в доме была - колхоз снимал у нас площадь, так как бухгалтер колхоза Иван Кузнецов – жил в Борисове и не мог ходить в Чуровское - у него не было ноги.
     Когда я все бухгалтеру объяснила, он написал записку в Чуровское  - председателю сельского совета Скородумову - и послал меня к нему. Я записку передала – Скородумов прочитал, потом спросил, что я видела. Затем сказал, чтобы я посидела на крыльце, и стал куда-то звонить. Позвал меня к себе и спросил: «Кому-нибудь об этом случае говорила?». Я сказала: «Нет». Он наказал мне, чтоб я никому не говорила, даже маме. Дал записку, чтобы я отдала бухгалтеру Кузнецову.
     На следующий день я не пошла пасти коров. До школы оставалось всего 4 дня. Вечером Тамара Кокушева принесла мне стакан мёда и сказала, что я молодец и чтоб я молчала. Маме я, конечно, сказала, и она тоже велела молчать. «Это, наверно, шпион», – она так сказала. И так я боялась ночью спать без мамы (брату было 5 лет, сестре 3,5 года)!

Лида смладшим братом и сестренкой.
     А позже, когда я уже пошла в школу, мама мне рассказала, что на том месте, где мужик топтался на ветках у дерева, были двое мужчин: разгребли это место - нашли парашют, а рации не было.
     В то время немцы двигались на Тихвин – бомбили Череповец, старались железнодорожный мост разбомбить, который проходил через реку Шексна. По этому мосту в сторону Ленинграда (он был в блокаде) со стороны Урала и из других мест шли эшелоны с танками, пушками и другим оружием. По обе стороны моста стояли 4 зенитки и отбивали атаки самолетов. Когда стреляли зенитки, их было слышно в нашей деревне.
     С самолетов власовцы тогда сбрасывали листовки, в которых призывали всех русских переходить на сторону немцев. Мы – все школьники - собирали эти листовки и уничтожали – сжигали. Учителя наказывали листовки не хранить.
     А зимой 1943 года у нас в деревне объявились солдаты. Начальники солдат поселились у нас в доме, там, где была раньше колхозная контора. В то время она уже была в Чуровском, а бухгалтеру была выделена лошадь – зимой он ездил на санях, а летом - на тарантайке. Но воинская часть была в деревне не долго, так как наступление немцев на Тихвин было приостановлено.
     В 1945 году папа пришел из армии. Он работал шофером на полуторке в МТС, а я в то время училась в техникуме, и, когда приезжала домой, папа всегда меня встречал.
     Так однажды папа меня встретил у поезда и рассказал, что в Чаромском МТС арестовали директора. Два солдата с автоматами сопровождали его, а папа их на автомобиле в кузове вез. Подъехав ближе к Шексне, там, где железнодорожное полотно с одной стороны, а с другой – заросли ивы, он (директор МТС) со связанными руками спрыгнул и убежал в кусты. Солдаты стреляли и не попали. А шапка директора осталась в кузове. Тогда была осень, и было очень холодно - папа шапку взял и долго носил. Потом его часто вызывали на допрос: спрашивали про шапку, как это случилось, может, он ехал очень медленно?
     Больше трех лет тому назад я ездила к себе на родину, где не была 50 лет. Встречались с друзьями детства, которые еще живы.
     Труженики тыла в настоящее время приравнены к участникам Великой Отечественной войны. Вот я и вспомнила свою историю. Только сейчас я поняла, что в то время мой случай был бы героическим. Конечно, этого не зарегистрировано в военкомате. Не разрешали разглашать, чтобы жители не боялись и не распространяли слухи. Это позднее уже вся деревня знала об этом случае. А сейчас подтвердить могут всего три человека, которые еще живы».
Лидия Александровна БАБИЙ.

Авторы: 

Страницы

Подписка на RSS - Великая Отечественная война