В редакцию газеты пришло письмо от Л.А. Бабий. Когда началась война, ей было 11 лет, и она жила в деревне Борисово Чуровского сельского совета.
Реклама
Реклама
Военное детство
14.05.2012
4792
Лидия Александровна Бабий (в девичестве Рудеева) сейчас - жительница поселка Красное на Волге в Костромской области. Но в военные годы она – тогда еще совсем девчонка - жила в деревне Борисово Чуровского сельсовета Шекснинского района. Ее родители купили дом в этой деревеньке еще зимой 1940 года. Столько лет прошло с тех пор, но память все равно возвращает ее к тем дням, к тем событиям, и рождаются строчки письма…
«Лето 1942 года. Мне в то время было 12 лет. Я, как и все дети такого же возраста, работала в колхозе: мы сушили сено, расстилали и околачивали лен, собирали колоски на полях и делали другую работу – куда посылала бригадир Тамара Кокушева (эта фамилия девичья, а как по мужу не помню).
В доме бригадира Тамары Кокушевой был открыт детский садик - в колхозе работать начинали рано, а детей не с кем оставить. Заведующей садиком была мать бригадира - Фиса Кокушева, а я – няней. Нас было двое. Я уже не помню, сколько было детей – немного. Вроде всего 7 человек. Были и грудные, и постарше.
Я делала все, что мне говорила Фиса. Утром, к 6 часам, я должна была принести молоко с фермы, а к 7 - прийти работать. Хуже всего мне было ходить на ферму за молоком – очень рано нужно было вставать, а мама не всегда была дома, так как она работала сторожем на маслозаводе в Чуровском (это в 1 км от Борисова). Я проработала месяц и больше не пошла в садик.
Тогда бригадир пришла к маме, и они меня уговорили идти в подпаски. Часть колхозных коров – 11 голов - стояли у нас во дворе, так как в то время не было большой фермы. Коров колхозных и частных пасли тогда вместе. Пасли в подскотине - так у нас называлось место выпаса скота, огороженное жердями по две штуки в длину, чтоб коровы не ушли в лес за изгородь.
Пастухом был уже старый дед – не помню его имени. Я за коровами следила, чтоб они не вышли за изгородь. Площадь была большая. После того как наедятся, коровы отдыхали на поляне. На этой же поляне было много земляники, а осенью – рыжиков.
В этом лесу была тропа, по которой можно пройти из деревни Борисово в другую деревню, что была за лесом. Вдоль этой тропы росли кусты малины. В период отдыха коров я отпрашивалась у деда собирать ягоды. И всегда дед меня предупреждал – смотри, чтоб не было ос, и далеко не уходи (чтобы он мог меня позвать, когда коровы отдохнут).
И вот – день был солнечный – я сидела у куста малины и вдруг услышала хруст сухих веток. Я сильно испугалась, присела еще ниже, прислушалась. В мою сторону никто не шел. Я подумала, какой зверь? Стала выглядывать из-за куста и увидела мужчину – он утрамбовал ветки ногами, потом выпрямился, огляделся по сторонам, набросил на плечи рюкзак, надел военную фуражку и пошел. На нем были сапоги, брюки и гимнастерка военная. Я перестала дышать, как напугалась. Успокоилась, увидев, что он пошел в другую сторону от нашей деревни.
Тогда я побежала и обо всем рассказала деду. Он тут же меня послал в контору к Ивану Кузнецову и сказал, чтоб я все рассказала, как и что я видела. Колхозная контора у нас в доме была - колхоз снимал у нас площадь, так как бухгалтер колхоза Иван Кузнецов – жил в Борисове и не мог ходить в Чуровское - у него не было ноги.
Когда я все бухгалтеру объяснила, он написал записку в Чуровское - председателю сельского совета Скородумову - и послал меня к нему. Я записку передала – Скородумов прочитал, потом спросил, что я видела. Затем сказал, чтобы я посидела на крыльце, и стал куда-то звонить. Позвал меня к себе и спросил: «Кому-нибудь об этом случае говорила?». Я сказала: «Нет». Он наказал мне, чтоб я никому не говорила, даже маме. Дал записку, чтобы я отдала бухгалтеру Кузнецову.
На следующий день я не пошла пасти коров. До школы оставалось всего 4 дня. Вечером Тамара Кокушева принесла мне стакан мёда и сказала, что я молодец и чтоб я молчала. Маме я, конечно, сказала, и она тоже велела молчать. «Это, наверно, шпион», – она так сказала. И так я боялась ночью спать без мамы (брату было 5 лет, сестре 3,5 года)!
Лида смладшим братом и сестренкой.
А позже, когда я уже пошла в школу, мама мне рассказала, что на том месте, где мужик топтался на ветках у дерева, были двое мужчин: разгребли это место - нашли парашют, а рации не было.
В то время немцы двигались на Тихвин – бомбили Череповец, старались железнодорожный мост разбомбить, который проходил через реку Шексна. По этому мосту в сторону Ленинграда (он был в блокаде) со стороны Урала и из других мест шли эшелоны с танками, пушками и другим оружием. По обе стороны моста стояли 4 зенитки и отбивали атаки самолетов. Когда стреляли зенитки, их было слышно в нашей деревне.
С самолетов власовцы тогда сбрасывали листовки, в которых призывали всех русских переходить на сторону немцев. Мы – все школьники - собирали эти листовки и уничтожали – сжигали. Учителя наказывали листовки не хранить.
А зимой 1943 года у нас в деревне объявились солдаты. Начальники солдат поселились у нас в доме, там, где была раньше колхозная контора. В то время она уже была в Чуровском, а бухгалтеру была выделена лошадь – зимой он ездил на санях, а летом - на тарантайке. Но воинская часть была в деревне не долго, так как наступление немцев на Тихвин было приостановлено.
В 1945 году папа пришел из армии. Он работал шофером на полуторке в МТС, а я в то время училась в техникуме, и, когда приезжала домой, папа всегда меня встречал.
Так однажды папа меня встретил у поезда и рассказал, что в Чаромском МТС арестовали директора. Два солдата с автоматами сопровождали его, а папа их на автомобиле в кузове вез. Подъехав ближе к Шексне, там, где железнодорожное полотно с одной стороны, а с другой – заросли ивы, он (директор МТС) со связанными руками спрыгнул и убежал в кусты. Солдаты стреляли и не попали. А шапка директора осталась в кузове. Тогда была осень, и было очень холодно - папа шапку взял и долго носил. Потом его часто вызывали на допрос: спрашивали про шапку, как это случилось, может, он ехал очень медленно?
Больше трех лет тому назад я ездила к себе на родину, где не была 50 лет. Встречались с друзьями детства, которые еще живы.
Труженики тыла в настоящее время приравнены к участникам Великой Отечественной войны. Вот я и вспомнила свою историю. Только сейчас я поняла, что в то время мой случай был бы героическим. Конечно, этого не зарегистрировано в военкомате. Не разрешали разглашать, чтобы жители не боялись и не распространяли слухи. Это позднее уже вся деревня знала об этом случае. А сейчас подтвердить могут всего три человека, которые еще живы».
Лидия Александровна БАБИЙ.
«Лето 1942 года. Мне в то время было 12 лет. Я, как и все дети такого же возраста, работала в колхозе: мы сушили сено, расстилали и околачивали лен, собирали колоски на полях и делали другую работу – куда посылала бригадир Тамара Кокушева (эта фамилия девичья, а как по мужу не помню).
В доме бригадира Тамары Кокушевой был открыт детский садик - в колхозе работать начинали рано, а детей не с кем оставить. Заведующей садиком была мать бригадира - Фиса Кокушева, а я – няней. Нас было двое. Я уже не помню, сколько было детей – немного. Вроде всего 7 человек. Были и грудные, и постарше.
Я делала все, что мне говорила Фиса. Утром, к 6 часам, я должна была принести молоко с фермы, а к 7 - прийти работать. Хуже всего мне было ходить на ферму за молоком – очень рано нужно было вставать, а мама не всегда была дома, так как она работала сторожем на маслозаводе в Чуровском (это в 1 км от Борисова). Я проработала месяц и больше не пошла в садик.
Тогда бригадир пришла к маме, и они меня уговорили идти в подпаски. Часть колхозных коров – 11 голов - стояли у нас во дворе, так как в то время не было большой фермы. Коров колхозных и частных пасли тогда вместе. Пасли в подскотине - так у нас называлось место выпаса скота, огороженное жердями по две штуки в длину, чтоб коровы не ушли в лес за изгородь.
Пастухом был уже старый дед – не помню его имени. Я за коровами следила, чтоб они не вышли за изгородь. Площадь была большая. После того как наедятся, коровы отдыхали на поляне. На этой же поляне было много земляники, а осенью – рыжиков.
В этом лесу была тропа, по которой можно пройти из деревни Борисово в другую деревню, что была за лесом. Вдоль этой тропы росли кусты малины. В период отдыха коров я отпрашивалась у деда собирать ягоды. И всегда дед меня предупреждал – смотри, чтоб не было ос, и далеко не уходи (чтобы он мог меня позвать, когда коровы отдохнут).
И вот – день был солнечный – я сидела у куста малины и вдруг услышала хруст сухих веток. Я сильно испугалась, присела еще ниже, прислушалась. В мою сторону никто не шел. Я подумала, какой зверь? Стала выглядывать из-за куста и увидела мужчину – он утрамбовал ветки ногами, потом выпрямился, огляделся по сторонам, набросил на плечи рюкзак, надел военную фуражку и пошел. На нем были сапоги, брюки и гимнастерка военная. Я перестала дышать, как напугалась. Успокоилась, увидев, что он пошел в другую сторону от нашей деревни.
Тогда я побежала и обо всем рассказала деду. Он тут же меня послал в контору к Ивану Кузнецову и сказал, чтоб я все рассказала, как и что я видела. Колхозная контора у нас в доме была - колхоз снимал у нас площадь, так как бухгалтер колхоза Иван Кузнецов – жил в Борисове и не мог ходить в Чуровское - у него не было ноги.
Когда я все бухгалтеру объяснила, он написал записку в Чуровское - председателю сельского совета Скородумову - и послал меня к нему. Я записку передала – Скородумов прочитал, потом спросил, что я видела. Затем сказал, чтобы я посидела на крыльце, и стал куда-то звонить. Позвал меня к себе и спросил: «Кому-нибудь об этом случае говорила?». Я сказала: «Нет». Он наказал мне, чтоб я никому не говорила, даже маме. Дал записку, чтобы я отдала бухгалтеру Кузнецову.
На следующий день я не пошла пасти коров. До школы оставалось всего 4 дня. Вечером Тамара Кокушева принесла мне стакан мёда и сказала, что я молодец и чтоб я молчала. Маме я, конечно, сказала, и она тоже велела молчать. «Это, наверно, шпион», – она так сказала. И так я боялась ночью спать без мамы (брату было 5 лет, сестре 3,5 года)!
Лида смладшим братом и сестренкой.
А позже, когда я уже пошла в школу, мама мне рассказала, что на том месте, где мужик топтался на ветках у дерева, были двое мужчин: разгребли это место - нашли парашют, а рации не было.
В то время немцы двигались на Тихвин – бомбили Череповец, старались железнодорожный мост разбомбить, который проходил через реку Шексна. По этому мосту в сторону Ленинграда (он был в блокаде) со стороны Урала и из других мест шли эшелоны с танками, пушками и другим оружием. По обе стороны моста стояли 4 зенитки и отбивали атаки самолетов. Когда стреляли зенитки, их было слышно в нашей деревне.
С самолетов власовцы тогда сбрасывали листовки, в которых призывали всех русских переходить на сторону немцев. Мы – все школьники - собирали эти листовки и уничтожали – сжигали. Учителя наказывали листовки не хранить.
А зимой 1943 года у нас в деревне объявились солдаты. Начальники солдат поселились у нас в доме, там, где была раньше колхозная контора. В то время она уже была в Чуровском, а бухгалтеру была выделена лошадь – зимой он ездил на санях, а летом - на тарантайке. Но воинская часть была в деревне не долго, так как наступление немцев на Тихвин было приостановлено.
В 1945 году папа пришел из армии. Он работал шофером на полуторке в МТС, а я в то время училась в техникуме, и, когда приезжала домой, папа всегда меня встречал.
Так однажды папа меня встретил у поезда и рассказал, что в Чаромском МТС арестовали директора. Два солдата с автоматами сопровождали его, а папа их на автомобиле в кузове вез. Подъехав ближе к Шексне, там, где железнодорожное полотно с одной стороны, а с другой – заросли ивы, он (директор МТС) со связанными руками спрыгнул и убежал в кусты. Солдаты стреляли и не попали. А шапка директора осталась в кузове. Тогда была осень, и было очень холодно - папа шапку взял и долго носил. Потом его часто вызывали на допрос: спрашивали про шапку, как это случилось, может, он ехал очень медленно?
Больше трех лет тому назад я ездила к себе на родину, где не была 50 лет. Встречались с друзьями детства, которые еще живы.
Труженики тыла в настоящее время приравнены к участникам Великой Отечественной войны. Вот я и вспомнила свою историю. Только сейчас я поняла, что в то время мой случай был бы героическим. Конечно, этого не зарегистрировано в военкомате. Не разрешали разглашать, чтобы жители не боялись и не распространяли слухи. Это позднее уже вся деревня знала об этом случае. А сейчас подтвердить могут всего три человека, которые еще живы».
Лидия Александровна БАБИЙ.
Использовать материалы и новости разрешается только при наличии активной ссылки.
Добавить комментарий
Учредители: АМУ «Редакция газеты «Звезда»,