Звонок на сайт: 8 (921) 137-30-60

воспоминания

Деревня Павловское: одна беда на всех соседей

Не скроем, что, занявшись ретроспективным разбором трагедий давно минувших дней, мы преследуем одну цель: хотим, чтобы впредь таких историй было как можно меньше. Можно агитировать и вещать с плакатной патетикой: «Спички детям не игрушка!», а можно на примере рассказать, что выходит из того, когда детишки доберутся до папиных спичек.  Совсем недавно мы вспоминали «шанхайскую» трагедию на улице Исполкомовской: одиннадцать человек погибли в самом центре Шексны.  А могли бы не погибнуть? Наверное, если бы убрали керосинки подальше от лестницы, если бы тут же не хранили про запас керосин, если бы наглухо не перегородили длинные коридоры и сами себе не устроили западню…
 
      Сегодня мы хотим рассказать про еще одну историю: 11 августа 1999 года стало роковым для жителей деревни Павловское Сиземского поселения. Тогда за пару часов в небольшой деревеньке сгорели пять домов! Причина? Забыли выключить кипятильник…
 
Ах, лето жаркое…
 
    Лето 1999 года выдалось очень жарким, солнце палило нещадно. Все три летних месяца пожарные выезжали на тушение то леса, то болот. Вот и 11 августа шекснинские огнеборцы тушили лес недалеко от Павловского.
    Жизнь в деревне шла своим чередом. Жители и семейная пара дачников из Череповца (они были единственными дачниками в Павловском) были заняты своими хлопотами, ничто не предвещало беды…
 
Ночь, свет, пожар…
 
     На дворе стояла ночь. Около двух часов после полуночи во двор  своего дома вышел Николай Николаев и в соседнем доме дачников увидел, как ему сначала показалось, свет. Но, приглядевшись получше, понял ­ это не лампочка, а огонь. Он тут же разбудил жену, сказав, что горит соседний дом, и побежал будить соседей. От неминуемой гибели жителей Павловского спас именно он.
     Вспоминает Зоя Константиновна Николаева: «В тот день все было как обычно. У меня в то время гостили внучки. Одна из них, постарше, вечером ушла в село на дискотеку с другими ребятами, многие из которых также гостили у бабушек и дедушек. Поздно вечером мы легли спать: я с младшей внучкой в доме на диване, а муж – на веранде. И вдруг ночью меня разбудил громкий стук. Я вышла, а на пороге стоял наш сосед Николай, он сказал: «Пожар! Горит дом через дорогу!» Я побежала и разбудила мужа. Все жители помчались к горящему дому». 
    В то время сотовых телефонов еще не было. Чтобы позвонить в пожарную часть, пришлось бежать в Дом культуры деревни Сыромяткино. Туда и отправился один из жителей деревни ­ Павел Тимофеев. Он позвонил в пожарную часть деревни Княже, его звонок приняли. Время шло, а машины все не было…
     Как нам рассказали в пожарной охране, конец лета в том году был очень тревожным – каждый день горели леса, 11 августа – не стало исключением, все машины, в том числе и автоцистерна из Княже, были на выезде. Поэтому­-то и ожидание для жителей стало таким долгим. Приехав на пожар, воду из емкости автомобиль «выбросил» за несколько минут.
    - ­ В пожарную часть Павел Тимофеев звонил два раза.  Он побежал второй раз, вернулся обратно – и увидел, что его дом тоже уже горит. А в деревне воды не было – один колодец на всю округу да высохший пруд. Воду пришлось брать из пруда, который находился в поле за деревней, -­ рассказывает Зоя Константиновна.
 
Дома горели, как спички!
 
      А тем временем дома загорались один за другим…  В одном из ближайших домов пожилая женщина поставила новый газовый баллон…Он, естественно, взорвался, ударной волной баллон подкинуло высоко вверх, после чего он упал около дома Николая Николаева. Дом вспыхнул. Здание было добротное – два приделка, лежало сухое сено для скотины и дрова.
    ­ - Наш дом мы отстоять не смогли, успели лишь с Николаем скотину выгнать. Всех животных спасли. А вот из горящих домов ничего не  вынесли, ­ - вспоминает Тамара Александровна Крупышева, жена Н.А. Николаева.
    Горящие дома не тушили, а поливали еще не тронутые огнем. Жара стояла неимоверная, по улице из­-за высокой температуры было не пройти.
      Рассказывает Зоя Константиновна: «Одна из жительниц нашей деревни выбежала из дома и стала обходить вокруг него с иконой «Неопалимая». И ее дом уцелел, только стекла от жара потрескались. Я тоже несколько раз обошла дом с иконой, но на всякий случай узлы приготовила, собрала посуду, вещи необходимые и думаю: если что, вынесу в поле. Однако Бог уберег. Но страху мы натерпелись жуткого».
 
Народная дружина из школьников
 
     Зарево было видно очень далеко, его заметили даже ребята, которые были на дискотеке в Сизьме. Они тоже бросились на помощь павловским жителям. Школьники прибежали из ближайших деревень: Сыромяткина, Кузьминского. Бегали с бидонами и поливали, пытались вынести вещи из домов, к которым подбирался огонь. Две девчушки даже умудрились вынести холодильник!
 
Зрелище, которое лучше не вспоминать…
 
     В 1999 году  в нашей редакции уже был цифровой фотоаппарат. Поэтому сегодня, перевернув редакционные архивы, мы нашли фото с места той трагедии. Вспоминает Сергей Маров: «Помню эту мрачную историю. Мы приехали в деревню через несколько часов после начала пожара. Пожарные еще работали, кое­где можно было увидеть тлеющие угли. Дома сгорели добротные, поэтому  пять тлеющих пожарищ сомкнулись в какой­-то единый черный массив. Обратил внимание, что около уцелевших домов большей частью разломаны заборы: оказывается, огонь по ним, как по запальному шнуру, переходил от дома  к дому. Поэтому и ломали. Год был сухой, кругом горели леса и болота, а посреди деревни на дороге целые моря, которые не обойти… Столько воды было вылито на дома. Настроение было у всех подавленное. Мужиков на деревне было не видно: только пожарные проливали пожарища, да женщины скорее для порядка, чем для пользы дела перекладывали какие­то головешки с места на место. Мужиков потом встретил: сидели в конце деревни вокруг «поляны» и молча пили. С горя… Ни тогда, ни теперь их не осуждаю: не дай Бог такое кому-­то пережить…»
 
Причина пожара – кипятильник!
 
     Не все дома были восстановлены. В районе был объявлен сбор средств для пострадавших. Все как-­то утряслось. Но, само собой, всех интересовал вопрос: из-­за чего так погорели деревенские жители. Не сразу, но ответ на этот вопрос был дан абсолютно точный.
    Пожар начался на кухне у дачников. Как их фамилия, уже никто и не вспомнит, а звали их Константин и Валентина. Оба уже в возрасте. Когда их разбудил Николай, испугавшись того, что они виноваты, семейная пара сбежала, даже не вызвав пожарных…
     Тамара Александровна Крупышева: «Мы в нашей деревне все жили мирно, никто ни с кем не ссорился. Но Валентина слыла вредной женщиной, вечно чем­-то была недовольна».
     Причиной пожара стал включенный кипятильник. Как рассказывают очевидцы: дачники поставили кипятильник, а сами ушли в сарай, где и заснули.
      В результате пожара сгорели пять домов: у Н.А. Николаева, Г.М. Баранова, П.А. Тимофеева, Р.М. Тимофеевой, и уже упомянутых дачников.
        Никто из людей при пожаре не пострадал.
     Заканчивая материал, самое время, уперевшись пальцем в потолок, прочесть поучительную нотацию. Мол, граждане, будьте бдительны, соблюдайте… не допускайте … избегайте…
      Не стану этого желать. Тот пожар мало чему научил людей. Воды в деревне как не было, так и нет ­ - пруд стоит сухой.
     Люди! Берегите себя и своих близких САМИ… 
 
Юлия ДАВЫДОВА.


Опубликовано в газете "Звезда". № 53 от 11 июля 2015 года.

Исполкомовская, дом № 6 – адрес «шанхайской» трагедии…

Интерес наших читателей к этой истории с новой силой пробудила публикация нескольких старых фотографий Шексны. На одном из снимков в кадр попал дом №6 по улице Исполкомовской – больше известный как «шанхай». Сразу получили несколько обращений: напишите про ту давнюю историю! Напомним, что подробный рассказ о том пожаре был опубликован в нашей газете от 20 мая 1997 года, то есть почти восемнадцать лет назад. Мы решили обновить архивы, найти других свидетелей и рассказать эту историю с новыми подробностями, которые были неизвестны в то время. Итак…
 
     Пожар по адресу: Исполкомовская, 6 (на фото этот дом позади праздничной колонны. 1 мая, 60-е годы) был и остается самым жутким случаем в истории подобных ЧП на территории района. В огне погибли 11 человек, тело одной годовалой девочки полностью поглотил огонь, и останки найдены не были. Но и это еще не все: в ту ночь центр поселка имел все шансы просто выгореть дотла на большой площади, и остановили огонь в самый последний момент. 

Где это было?
     На том месте, где сейчас стоит шекснинский районный суд, стоял деревянный барак. Восточный его торец находился на одной линии со зданием старой почты (первый деревянный двухэтажный дом у рынка по улице Исполкомовской). Другой – выходил на нынешнее здание суда. Барак был одноэтажным, крытым красной черепицей. До середины 50-­х годов там располагались всевозможные службы – коммунальная, часовая мастерская. Там даже в свое время располагался загс, где шекснинцы регистрировали браки. 
     После ремонта, когда надстроили второй этаж, дом заселили. В нем выгородили 24 квартиры, прогонные коридоры на первом и втором этажах, небольшие комнатки. Кто-­то из жильцов запустил в оборот меткое  словцо – «шанхай», по аналогии с самым густонаселенным городом мира. Дом на самом деле походил на муравейник. Постоянный шум и хождение по коридорам вынудили жильцов совершить шаг, ставший поистине роковым. Коридоры сначала перегородили переборками с дверьми, а потом и вовсе двери заколотили – так спокойнее… Это спокойствие оказалось оплаченным людскими жизнями… Еще одна деталь: прямо перед лестницей располагались помещения, где стояли примусы и, как говорят очевидцы, всегда был небольшой запас керосина для них.
 
За час до пожара…
    Несмотря на поздний час возникновения пожара и давностью случившегося, сегодня есть возможность более­менее подробно восстановить картину начала трагедии. Минут за сорок до пожара мимо дома проходил Г.Г. Лопатин, проживавший в центре. Он подтверждал, что у злополучного подъезда толпились подростки. Еще примерно минут через 20­-30 в подъезд зашел подзагулявший жилец «навеселе»: но и он был не последним, кто переступил роковой порог этого дома. После публикации в 1997 году нашлись люди,  которые подтвердили, что у входа подростки были почти до 12 часов ночи, то есть до момента обнаружения пожара. Потом никто из них не объявился и не признался, что они делали у этого дома в столь поздний час и в какой компании.
      Первым на улице услышал треск горящего дерева и увидел пламя наш земляк Н.Н. Синяев. Это было примерно за десять минут до полуночи. Огонь уже охватил лестницу дальнего от центра (ближнего к нынешнему магазину «Универсам»)  подъезда. По ней уже было не пройти. Поэтому Н.Н. Синяев стучался в квартиры, зайдя через второй вход.
 
   ИЗ АРХИВА РЕДАКЦИИ – 1997 год. Вспоминает Н.П. Рогозина: «У меня даже 25 лет спустя сохраняется в памяти тот момент, когда Коля Синяев стукнул в двери каблуком и крикнул: «Горите!» Если бы не он, мы бы точно все сгорели. Мужа дома не было, в квартире находилась только я с двумя детьми. Сын выскочил на улицу в майке и трусах. Дочь успела накинуть на себя пальтишко. В какой­то момент я сообразила, что надо взять с собой документы. В ящике комода они все лежали вместе, только комсомольский билет дочери – отдельно. Искать его в ящике времени просто не было. Сама оказалась на улице в одной ночной рубашке. Как только увидела пламя у дверей своей квартиры – ноги подкосились. Около колодца нашла соседа, который сумел вынести несколько фуфаек. В это и оделась…»
 
     Пожарные прибыли мгновенно. Пожарная часть располагалась совсем рядом, на улице Гагарина, на том месте, где сейчас пятиэтажка под №9. Но… Не будем забывать, что это был 1972 год, и пожарная часть в то время была отнюдь не такая, какой мы ее можем себе представить.
     Вспоминает Т.Н. Колесова, ветеран пожарной охраны: «В то время по штату на дежурстве находился всего один водитель и автомобиль. В ночь с 23 на 24 мая дежурил Н.И. Пахомов. Он выехал на место. Из ближайших домов люди пытались ведрами тушить пламя, но огненный смерч разом разошелся по всему дому, и очень быстро все поняли: дом обречен, надо отстаивать соседние строения. Н.И. Пахомов встал с пожарным рукавом в самое пекло и поливал соседние дома. Его самого закинули каким­то покрывалом и постоянно поливали водой. После пожара в штат добавили одного бойца, а позже появился инспектор».
     Картина была жуткая. Одна женщина распахнула окно на втором этаже и выбросила из него свою престарелую мать, а потом выпрыгнула сама. Обе благодаря этому остались живы. Кто-­то в шоке умудрился выкинуть диван, но он все равно сгорел у стен дома.
     Все очевидцы подтверждают: как-­то исподволь и незаметно со стороны реки от автомобильного моста потянул небольшой, «подленький» ветерок. Температура вокруг пожарища достигла максимума. Начали шаять соседние дома, загорелись сарайки на задворках «шанхая». Там было все – мотоциклы с запасом бензина в бочках, дрова, живность. Одна за другой рванули несколько бочек. Пламя с горящего дома и сараев стало медленно подбираться к магазину хозтоваров, который стоял на месте нынешнего магазина «Товары повседневного спроса». Подойти к самому  дому ближе чем на несколько десятков метров было нельзя. В какой-­то момент загорелись брезентовые пожарные рукава. Огненный столб пламени взметнулся так высоко, что его видели из деревень, расположенных за 10­-15 километров от Шексны. Этот же столб из огня и дыма поднимал вверх мелкие головни и горящие щепки, которые падали на землю за рекой Угла, в деревне Прогресс.
     Долго не решались вскрывать магазин хозтоваров, который был совсем рядом от «шанхая».  В самый критический момент милиция взломала двери, и люди начали выносить товары. Их складировали за магазином «Хлеб» (в то время) - ­ после пожара в местной комиссионке долго еще продавали некомплектные наборы столовых принадлежностей и прочую утварь, подпорченную водой.
     Двухэтажный «шанхай» сгорел за час.
 
Семейные трагедии…
    История семьи Быстровых и сегодня памятна многим. Когда еще пламя только начинало бушевать, из дома выбежали мать с сыном. Парнишка сильно обгорел, его отнесли к забору старой почты. Мать, Маргарита Быстрова, только на улице поняла, что в квартире остались дочь и муж. Очевидцы рассказывают, как она со страшным криком кинулась обратно в пламя спасать своих и больше не вернулась. При раскопке ее тело нашли около дверей квартиры. А еще люди рассказывают, что за несколько дней до пожара Валентин Быстров – муж Маргариты – на работе прощался с мужиками, уезжающими в командировку, как будто навсегда... Они еще удивились, зачем, мол, так. А когда вернулись, то узнали – все сбылось. Сын Быстровых – Михаил – получил сильные ожоги и лежал в областной больнице. Ему долго не сообщали о судьбе родителей и сестры, ссылаясь на то, что они тоже лечатся. И еще такой штрих: оказалась эта семья в «шанхае» временно, пока ремонтировали дом на Пионерской…
      В конце концов, был составлен полный вариант мрачного списка…
    Семья Голубевых: погибли мать, отец, сын.
    Семья Быстровых: погибли мать, отец, дочь.
    Виктор Быстров.
    Анастасия Смирнова и ее шестимесячный внук.
    Т. Смыслова с дочерью.
     Все тела были обнаружены, кроме годовалой девочки. От нее в таком пекле просто ничего не осталось.
 
Печальные хлопоты
    Руководство района оказалось на месте почти сразу. Райисполком возглавлял тогда Н.Н. Иванов, первым секретарем райкома партии был Д.М. Кузовлев. С первых минут организовал тушение заместитель председателя райисполкома Г.Г. Лопатин.
    …Наступило утро следующего дня. В 9 часов собрался исполком районного Совета. Сразу же создали комиссию по ликвидации последствий пожара. Основной вопрос – обеспечить людей жильем. Кого­-то переселили в «зеленый городок», кто-­то уехал в микрорайон швейной фабрики. Председателем комиссии был назначен Г.Г. Лопатин. В 10 часов место пожара было оцеплено милицией и мобилизованными для этого учащимися СПТУ. На площади собрались тысячи шекснинцев. К пепелищу никого не подпускали. Начались раскопки. Следствие вел следователь по особо важным делам областной прокуратуры Петров. Составили подробный план дома с указанием фамилий жильцов. Были обнаружены тела 10 погибших. Почти все они находились на кроватях. Мгновенное распространение огня привело к такому же мгновенному повышению концентрации угарного газа. Люди даже не проснулись….  Останки погибших свозили в морг нашей больницы. Там работали два судмедэксперта – Матвиенко и однофамилец нашего знаменитого врача – Покровский.
 
   ИЗ АРХИВА РЕДАКЦИИ – 1997 год. Вспоминает Г.Г. Лопатин: «Я был поражен профессиональной выдержкой этих людей. Весь морг был забит до предела, но они продолжали работу над опознанием трупов. Как сейчас помню их методическую диктовку: «Женщина, приблизительно сорока лет, имевшая детей…»
 
     Начавшиеся раскопки были проведены очень оперативно. К обеду того же дня они завершились.
    После заседания исполкома состоялось заседание бюро райкома партии. Необходимо было в кратчайшие сроки найти и наказать виновного в происшедшем. Досталось всем сестрам по серьгам – коммунальщикам, пожарным и прочим. Кому выговор, кому еще что. Не забыли позвонить в редакцию: ни в коем случае не давать в газете соболезнований по погибшим. Ограничились кратким сообщением от имени властей. Больше по этому поводу не было опубликовано ни строчки…
    Через несколько дней состоялись похороны. Даже этот момент аппарат райкома не выпустил из­-под контроля: решили похоронную процессию расчленить. Каждую автомашину сопровождал либо инструктор, либо завотделом райкома партии. Машины отправляли с интервалом в 15 минут на наше кладбище на Поповской горе. Все прошло спокойно.
     Атмосфера тех дней в поселке оставалась гнетущей. Проходящие по железной дороге поезда притормаживали около старого морга, возле которого стояли десять гробов, и давали длинный гудок…
 
Есть мнение – трагедия могла стать всеобщей…
     Одиннадцать оборвавшихся человеческих жизней – самый страшный итог «шанхайского» пожара. А если говорить о других его итогах, то они такие. Сгорел только один двухэтажный дом в центре деревянной тогда Шексны. В 1997 году все очевидцы пожара сообщали: первое, что  спасло соседние дома – это наличие нового только­только проложенного водовода. Говорят, дежурный на водокачке, заметив ненормально большой расход воды и ничего не зная о пожаре, сообразил – дополнительно подключил еще один мощный насос. Если бы пожар случился до строительства водовода – центру бы не устоять. Хотя сегодня, когда мы готовили этот материал, в разговоре с Т.Н. Колесовой, ветераном пожарной охраны, мы услышали: водовод еще не был сдан в эксплуатацию. Спорный вопрос, который в целом не сильно меняет ситуацию. Ведь даже прибывший из Череповца пожарный поезд уже не смог существенно повлиять на ситуацию. Вопрос в другом. Если бы «подленький» ветерок с реки разошелся еще чуток, то вся плотная деревянная застройка центра была бы обречена. Посудите сами, в то время каменные здания были наперечет пальцев одной руки: ателье «Чайка» (ныне магазин «Черный кот»), кафе «Шексна» напротив, хлебный магазин и пара пятиэтажек по Железнодорожной улице.
 
В беде не оставили…
 
    «Шанхайские» погорельцы остались без ничего – без жилья, без средств, без одежды. По району в экстренном порядке начался сбор денег для пострадавших. Кто­то из них получил страховку, кто­то помощь от предприятий.
 
   ИЗ АРХИВА РЕДАКЦИИ – 1997 год. Надежда Павловна Рогозина вспоминает: «Я за месяц до пожара застраховала свое имущество на три тысячи рублей. Тогда это были очень большие деньги. На работе мне выделили все постельные принадлежности. Помогли люди добрые. Кто чем. Так и выжили».
 
    Предприятия выделяли деньги без лишних напоминаний. Только Домшинский сельсовет, председателем которого был тогда М.И. Смирнов, перечислил пять тысяч рублей. Расселение погорельцев было возложено на Ю.А. Свистова – председателя поселкового Совета. Благодаря ему многие впоследствии получили благоустроенные квартиры. Кстати, опять же по воспоминаниям очевидцев, Юрию Алексеевичу Свистову на бюро райкома досталось больше всех. Оно и понятно  ­ необходимо было срочно отчитаться о принятых мерах, ­ такую оценку дали свидетели тех событий.
 
Кто?
    Ответ на главный вопрос: «Кто виноват?» ­ так и не был получен. Следствие закончилось ничем. Но с большой долей уверенности можно утверждать, что в Шексне есть люди, которые носят в себе эту страшную тайну. Может быть, она и откроется со временем…
 
Юлия Давыдова,
Сергей Маров.


Опубликовано в газете "Звезда". № 49 от 27 июня 2015 года.

 

Светлая душа во мраке не исчезла

Накануне праздника Победы нам удалось найти уникальную публикацию о нашем земляке Иване Павлове. В чем её уникальность?  Статью о нем напечатала газета «Красный Север» в номере за 2 ноября 1944 года! Случай, согласитесь, достаточно редкий: тысячи вологжан в то время были на фронтах Великой Отечественной, и большая статья в областной газете – это серьезно. Но перед тем как познакомить вас, уважаемые читатели, с этой публикацией, мы расскажем немного о нашем земляке.
    Иван Петрович Павлов родился в 1922 году в деревне Максимовское. 26 января 1941 года он женился на замечательной девушке Тане, и молодые переехали в Покровское.
    В сентябре  1941 года 19­-тилетним парнем он был призван в армию. Обучение азам военного дела прошел на сборном пункте станции Кущуба Вологодской области. Начал войну на Волховском фронте, воевал в отдельном лыжном батальоне в 82 миномётной роте. В задачу батальона входили рейды по тылам врага, перекрытие путей наступления немцев на Ленинград.
    Как вспоминал Иван Петрович, «воевать было очень трудно, морозы стояли до -­52 градусов, даже окопа вырыть было практически невозможно: скальные породы сапёрной лопаткой было не взять. Особенно трудный бой был около деревни Серебрянской Ленинградской области у Синявинских болот. Немцы постоянно обстреливали, против нас были брошены танки, бой часто переходил в рукопашную. В этом бою я подбил танк. Из батальона в живых осталось только 36 человек. Но выстояли, взяли в плен много немцев…»
    После ранения Иван Петрович был перенаправлен на Воронежский фронт в знаменитую 100­ю «вологодскую» стрелковую дивизию и определён в специальную противотанковую роту 460 стрелкового полка. Первый бой на Воронежском фронте принял у посёлка Чижовка (сейчас территория поселка входит в границы Воронежа).
    ­ - Тяжелейший бой шёл трое суток. Посёлок несколько раз переходил из рук в руки, от немцев к русским и обратно. Но победа была за нами…­ - вспоминал наш земляк.
    После освобождения Воронежа, в боях на Белгородчине, был награжден медалью «За отвагу» за то, что «при наступлении на с. Купино он прямой наводкой из орудия разогнал и уничтожил группу разведчиков противника. Под селом Ломное допустил на 250 метров большую группировку противника и уничтожил 30 немцев».
    Дивизия с боями прошла до Курска и Харькова.
    ­ - Мы наступали и отступали, бои были кровопролитные. Однажды попали в окружение. При отступлении из окружения нас выводил Александр Васильевич Чапаев – сын легендарного героя гражданской войны В.И. Чапаева, командир 16 артиллерийской бригады, ­ - продолжал вспоминать Иван Петрович.
    Затем была Курская дуга. «Очень тяжелые бои были у деревни Солдатское недалеко от Курска, где мы заняли оборону. Уничтожили много орудий и машин врага, ведь мы стояли на самой передовой линии». А далее ветеран вспоминал: «3 августа 1943 года в бою у деревни Косилово (я уже был командиром расчёта в звании младшего лейтенанта) мой расчёт погиб, а я ранен осколками в голову. 11 месяцев пролежал в госпиталях Тамбова и других городов. Потерял навсегда зрение. Мне тогда был 21 год…»
    В 1944 году младший лейтенант Павлов был демобилизован и в средине июля вернулся домой.
   В мирное время Иван Петрович был награждён несколькими юбилейными медалями и орденом Отечественной войны II степени.
     Вот что рассказал читателям газеты  С. Красовский, автор статьи.
    «В госпитале случилось то, что впервые во время войны испугало молодого советского офицера: открыв глаза после сложной операции черепа, он ничего не увидел перед собой и понял, что ослеп.
    В эти горестные минуты он с поразительной ясностью понял, что наполняло его жизнь. Ему 22 года. Из них больше двух лет он провел вдали от семьи, в непрерывном грохоте артиллерийской канонады. Вместе с батареей он шел на запад. Снаряды орудия, которым командовал лейтенант Павлов, не раз поднимали в воздух огневые гнезда врага. С какой гордостью смотрел Павлов на свой орудийный расчет, на таких же, как сам он, бесстрашных и сильных  парней…
          На фронте бывший колхозный молотобоец Иван Павлов получил звание офицера. И когда писал об этом жене, думал: «Посмотрела бы на меня сейчас Татьяна!» Часто представлял он свое возвращение домой, обнимет свою милую, большеглазую Таню, подхватит на руки маленькую Лидку с легкими локонами, захлебывающуюся счастливым смехом…
    Таня писала часто. Однажды, после многодневных боев, лейтенант сразу получил пачку аккуратных треугольничков – 14 писем, и на каждом был знакомый почерк жены.
    ­ - Так тебе надо отпуск брать, чтобы все их осилить! – подтрунивали над Павловым друзья.
    Но одно из писем едва заметно задрожало в руках лейтенанта; он долго держал перед глазами развернутый листок бумаги, словно стараясь осмыслить написанное.    
    Товарищам сказал кратко, вполголоса:
    ­ - Лидка умерла… дочка…
    На рассвете немцы пошли в контратаку, и Павлов со своим расчетом наблюдал за лихорадочными приготовлениями вражеских артиллеристов. Они выкатили на передний край тяжелое орудие и собирались ударить по нашим войскам прямой наводкой. Павлов опередил замыслы врага. Осколочный снаряд, пущенный по команде лейтенанта, пригвоздил к земле орудийную прислугу, второй снаряд разворотил и опрокинул вражескую пушку.
    И вот Павлов ослеп… Он был бесстрашен в боях за Родину, не щадил жизни. Об этом хотелось сказать какому­то очень близкому, проникновенному другу… его мысли постоянно возвращались к Тане. Но примет ли она его такого? Не слишком ли тяжела будет для нее эта обуза?.. Врачи говорили, что Павлову нельзя волноваться. Если он будет спокоен, зрение еще может быть частично восстановлено.
    ­ - Хорошо им говорить о покое! – с горечью думал Павлов.
    Всю дорогу от госпиталя до колхоза «Искра Ленина» Павлов был молчалив  и сосредоточен. Сопровождающему его бойцу лейтенант сказал, что остановится он не у жены, а у старика­отца. Но весть о его приезде сразу облетела всю деревню. Пришла Таня. Иван услышал ее голос и закрыл руками лицо… Она ласково отвела его руки… Обняла. Села рядом.
    ­ - Почему ты не приехал прямо ко мне? – спросила она мужа.
    И тогда он сказал Тане всю правду, которую, лежа в госпитале, скрывал долгими месяцами.
    - ­ Боялся быть тебе в тягость,­ - взволнованно объяснил он.
     Его карие, невидящие глаза, немигаючи смотрели куда­-то поверх Таниной головы. На помятой в пути  гимнастерке блестела медаль. «За отвагу» ­ прочла Таня чеканную надпись. Комок, подступивший к горлу, мешал ей говорить. Разве хуже стал ее Иван, чем был в первые их встречи? Разве не сдержал клятвы своей – отважно сражаться за Родину? И оставить его теперь, когда он больше всего нуждается в ее заботе и ласке?
    - ­ Как ты мог это подумать? – просто и задушевно сказала Таня.
     И тогда в первый раз заиграла на лице лейтенанта прежняя, ясная улыбка. Он нашел руки жены и стиснул крепко, до боли…
      В колхозе «Искра Ленина» Чебсарского района их часто видят вместе. Таня старается, чтобы ее муж как можно больше общался с людьми, был в курсе колхозных дел и событий на фронте. Иногда  вечерами оба они подолгу засиживаются  в уютной, сплошь заставленной цветами, горенке директора школы, и Ольга Ивановна Соколова читает в своей маленькой аудитории газетные очерки или чудесные чеховские рассказы…
    И когда слышит Таня, как заразительно от всей души смеется ее Иван над похождениями знаменитой Каштанки, она смотрит на мужа пристально и ласково, словно хочет сказать:
    ­ - Ну, вот и разогнали мы твои черные мысли. Ты должен и непременно будешь жить!
    Лейтенант успокоился, посвежел, уверенней стала его походка. И кажется ему иногда, что он уже различает контуры окружающих предметов. Он любит бывать в полях, пройтись по широкой колхозной улице, слушая, как шуршат под ногой сухие осенние листья… и всюду с ним Таня – его милый и верный друг…»
    После ранения и до самой смерти Иван Петрович Павлов прожил в Покровском со свой милой Таней, вместе они были  более 60 лет. Умер он  29 апреля 2001 года. Осколки в голове остались до последнего дня его жизни. Сохранились его награды, полевая сумка и солдатский ремень.
 
Юлия ДАВЫДОВА.

Опубликовано в газете "Звезда". № 35 от 9 мая 2015 года.
Авторы: 

Солдат Бессмертного полка

Вере Валентиновне Басовой не довелось лично знать своего деда. Алексей Ефимович Вязаницин не вернулся с войны. В преддверии Дня победы внучка погибшего бойца написала письмо в нашу редакцию, поделилась своими рассуждениями о военном времени и рассказала историю семьи Вязанициных.   
 
    Своего дедушку Алексея Ефимовича Вязаницина я никогда не видела. Он воевал с немцами и не дожил до Победы совсем чуть­чуть. Осталось несколько фотографий, свидетельства односельчан и моей бабушки Ани. Судя по фотографии, дедушка Алексей был скромным, симпатичным. И ещё, раз его  выбрала такая женщина, как моя бабушка, которую я знаю, то он в принципе не мог быть обычным человеком! Родина моего дедушки ­ деревня Кокунино Ершовского сельсовета Пришекснинского района. По рассказам, в деревне его уважали, обращались за советом и в помощи отказа не получали. А ещё он был хорошим гармонистом. Гармонист, на мой взгляд, по умолчанию любит людей. Иначе бы не прижился в любимчиках,  ожидаемых и желанных... У Алексея и Анны родилось пятеро детей. По их юмору и лёгкой догадливости я верю, что мой дедушка был в Кокунине местным Задорновым, только не на сцене с микрофоном и чужими фразами с бумажки, а со СВОИМ, близким, резвым на шуткость умом.
     Война. Алексей и Анна разлучились не сразу после страшной новости о начале войны. Летом 41­го пятый ребёнок нечаянно продлил их совместную жизнь. Сашка ещё не родился! Из­за ожидания его появления на свет отцу семейства  была дана отсрочка в призыве. Пятый – он был бы не последний, если б не война – родился 22 июля, и Алексей ушел на фронт.
     Моей бабушке не довелось больше обнять своего Олёшеньку. Она ждала любимого четыре года, пока не пришла с фронта черная весточка – похоронка. Мой дед погиб 23 марта в Восточной Пруссии. Анна Федоровна подняла пятерых детей, дождалась внуков, и ушла из жизни тоже 23 марта, только годков через 30 с гаком.
     Сейчас я сожалею, что мне не довелось увидеть своего дедушку, о том, что я очень мало о нем знаю. Слышала от его детей, что воевал партизаном в Белоруссии... О! если бы, чувствуя важность исторической информации, мы побольше расспрашивали в детстве!  Да­-а­-а. Где­-то не понимали, где­-то стеснялись, где-­то прохлопали ушами...
    Его, Алексея Вязаницина, – красивого, доброго, весёлого, умного – слизала с поверхности жизни железным языком безрассудная хладнокровная война... А мы живём. Мы, семя от семени его – живём! Живём полноценно, хорошо. Чем, в частности, обязаны его, деда, пролитой крови!
     И он продолжается в нас. Теперь Алексей Ефимович Вязаницин записан в Бессмертный Полк.

Вера Басова,
д. Коротово (Череповецкий район).


На фото:
Супруги Вязаницины Анна Федоровна и Алексей Ефимович.

Опубликовано в газете "Звезда". № 34 от 5 мая 2015 года.

 

Он похоронен в Белоруссии, но помянуть солдата можно в Прогрессе

«Звезда» уже рассказывала читателям о том, что с осени прошлого года  в деревне Прогресс ведется строительство мемориального комплекса, на мраморных плитах которого навсегда сохранятся имена жителей всех деревень Никольского поселения (в том числе уже несуществующих), сражавшихся на фронтах Великой Отечественной войны.  Средства на этот памятник были выделены из бюджета поселения, оказана спонсорская помощь предприятиями района и частными предпринимателями. И в этом списке тех, кто поддержал идею строительства мемориала, есть имя простой жительницы Шексны, которая перечислила на строительство памятника 10 тысяч рублей.
     Журналист Екатерина Марова  побывала в гостях у Марии Мартемьяновны Борисюк (на фото), которая живет рядом – на улице Железнодорожной, и расспросила об отце, об их семье.

Родина – Прогресс
 

     ­ - Я здешняя, коренная шекснинская жительница, ­-  рассказывает Мария Мартемьяновна. – Как и мои мама и папа. Точно могу сказать, что дедушка и бабушка по материнской  линии, которые впоследствии жили вместе с нами, приехали из Череповецкого района. Кстати сказать, моя мама была одиннадцатая в семье.  Мамин отец ­ Иван Никифорович Швецов ­  работал сапожником. Их домишко стоял на месте бывшего ателье «Чайка», где теперь магазины «Мила» и «Черный кот». Есть что­-то вроде легенды, связанной с родословной моих деда и бабушки по линии отца. Я сама ее недавно узнала от наших родственников из Питера, которые взялись  изучать историю нашей семьи и натолкнулись на такие сведения. Когда­-то на землях нынешней деревни Прогресс (а раньше она, если не ошибаюсь, называлась Быльчино) находилось имение помещицы Елизаветы Васильевны Крючковской, имевшей двух сыновей – Владимира и Василия.  В имении работала мать моего отца. Вполне возможно, что она родила от сына помещицы Василия трех сыновей – моего отца ­ Мартемьяна, а еще Константина и Анатолия. Отчество у них было Васильевичи, а фамилия ­ Серебровы.
      Мария Мартемьяновна сокрушается, что так мало знает о прошлом своей семьи:
    - ­ Все можно было выспросить, у дедушки и бабушки, у родителей, но не принято почему­-то было…  Я даже не знаю всех своих дядюшек и тетушек по маминой линии. Как их судьба сложилась?  
       
Коммунары
 
      На землях нынешнего ЗАО «Шексна», а точнее, деревни Прогресс,  после раскулачивания крестьян была создана коммуна. Мама и папа моей собеседницы – Мартемьян и Валентина ­  стали коммунарами и поселились в общежитии, в которое был превращен большой дом с мезонином, когда­то стоявший на первом участке, а потом перевезенный в Шексну и установленный за нынешним детсадом «Гусельки». Сейчас этого дома уже нет. 
      Отец  от зари и до зари трудился конюхом, работал на сенокосе, на жатве, возил на скотные дворы воду. Потом организовался колхоз «Культура» из двух деревень Прогресс и Поповка, где Мартемьян Васильевич бригадирствовал. Мама работала овощеводом. И как молодую и перспективную колхозницу ее отправили в 1936 году на три года учиться в Ленинград в сельскохозяйственную школу. Мария в этом же году пошла в первый класс, и так вышло, что все детство была предоставлена сама себе:
      - ­ Папа пропадал на работе. В 1939 году он, как передовик, был включен в делегацию от Вологодской области для участия в выставке в Москве. В 1940 году за хорошую работу отцу поставили новый дом в деревне Прогресс. Небольшой – в три окошка, но отдельное жилье. Мы переехали. В том же году у меня появился младший брат Леня. Он был слишком мал, когда отца забрали на войну, и знает его только по фотографиям. Леонид живет в Питере, остался там после службы в армии. Я звонила ему на Пасху и приглашала приехать на открытие мемориала в Прогрессе, где есть имя нашего папы. Но не знаю, соберется или нет… Он на пенсии, но до сих пор работает на кораблестроительном заводе. И в этом году в августе у него два юбилея – 75 лет и 50 лет работы на заводе. 
 
Отец
 
     - Каким остался в Вашей памяти отец? – спрашиваю Марию Мартемьяновну.
     -­ Скромным. Не курил. Не пил. Разве только по праздникам домашнее пиво. Очень трудолюбивый и ответственный. Помню, как прибежит домой, чтобы пару часов днем поспать, а рано­-рано поутру торопится на сенокос или на другую колхозную работу.  Папа был с 1903 года, к началу войны ему было 38 лет. Его сначала определили в охрану шлюза Судьбицы. А на фронт призвали осенью 1942 года. В 1943 он погиб в боях за Белоруссию.
    Мария Мартемьяновна  знает точный адрес – Витебский район, деревня Костино:
    - ­ В 1973 году из Белоруссии маме и мне с Леонидом пришло приглашение на 9 мая посетить место, где погиб наш отец. Но я работала в госбанке завкассой и никак не могла поехать.  Поэтому поехали мама и Леня. Они побывали на большом­большом воинском кладбище, где  рядами стояли памятники с золотом выбитыми именами погибших воинов. Все тщательно прибрано. Нашли могилку и нашего отца – Мартемьяна Васильевича Сереброва. Тогда мне увидеть ее, к сожалению, не удалось, а теперь и подавно. Годы берут свое... Но когда я узнала, что в деревне Прогресс строится мемориал, где есть и имя моего отца, – обрадовалась и решила, что обязательно мне надо вклад сделать в память о нем.  Теперь есть куда прийти и его помянуть…

Р.S.: Когда глава сельского поселения Никольское А.А. Лужинский приехал к Марии Мартемьяновне домой, чтобы ее поблагодарить, она искренне и с готовностью предложила из  каждой пенсии отдавать на строительство мемориала по 5 тысяч рублей. Александр Анатольевич отказался, поскольку  она и так уже внесла огромный вклад, который выражается не только рублями…


Из оперативной сводки Совинформбюро за 10 октября 1943 года
   На Гомельском направлении наши войска продвинулись вперед, заняли город Добруш и ряд других населенных пунктов. Противник оказывал упорное сопротивление, но под ударами советских войск вынужден был отступить. На одном лишь участке немцы оставили свыше 600 трупов своих солдат и офицеров. Взяты трофеи, в числе которых 14 орудий. На другом участке наши части захватили склады с боеприпасами и военным имуществом.
 
***
     На Витебском направлении наши войска продолжали наступление и заняли более 140 населенных пунктов. Противник сильным артиллерийско­минометным огнем и контратаками противодействовал наступлению наших войск. Бойцы Н­ской части, отбивая контратаки гитлеровцев, продвинулись вперед на 12 км. На другом участке части Н­ского соединения, сломив сопротивление противника, овладели рядом населенных пунктов. В результате боев уничтожено 400 немецких солдат и офицеров, 4 танка, 11 орудий и свыше 60 пулеметов.
 
     Наша штурмовая авиация наносила удары по войскам противника и уничтожила свыше 70 автомашин, взорвала 2 склада боеприпасов, подавила огонь 11 минометных и артиллерийских батарей. В воздушных боях и огнем зенитной артиллерии сбито 33 немецких самолета.

Из оперативной сводки Совинформбюро за 11 октября 1943 года
    На Гомельском направлении наши войска на левом берегу реки Сож овладели железнодорожным узлом и пригородом города Гомель ­ Новобелица, а также заняли несколько населенных пунктов, в том числе Романовичи, Якубовку, Севрюки.
    На Витебском направлении наши войска заняли более 40 населенных пунктов, в том числе Самосадки, Свирбы, Добромысль, Новая Земля, Янковщина, Литвиново.
     В течение 10 октября наши войска на всех фронтах подбили и уничтожили 126 немецких танков. В воздушных боях и огнем зенитной артиллерии сбито 85 самолетов противника.


Опубликовано в газете "Звезда". № 33 от 2 мая 2015 года.
Авторы: 

Один боец на всю округу

В школьном  музее находятся пожелтевшие от времени  фотографии и фронтовые письма ­ треугольники, написанные простым карандашом. Этим письмам уже за семьдесят. Потрепанные фотографии с оборванными уголками вставлены в рамочки за стекло. Папки и альбомы с историческими событиями, биографиями участников Великой Отечественной войны наполняют целые полки и витрины музея истории школы. Рассматривая и знакомясь с материалами событий семидесятилетней давности, можно  заметить, что наши ветераны не гордились своими подвигами, не старались показать свое участие в страшной войне яркими красками да художественным словцом. Все было немногословно, коротко и ясно: «Воевал, был ранен, закончил войну в 45­-ом». Вот оно, русское слово. Читая историю жизни каждого из этих людей, в ряд выстраиваются вопросы, на которые непременно хотелось бы найти ответы и сделать так, чтобы из глубины военных лет  дошли до нашего современника  мысли и думы простого солдата, который выполнял свой священный долг ­ защищал  нашу Родину в годы Великой Отечественной  войны.
 
    В музее собран материал о многих  участниках Великой Отечественной войны, а их с территории Сиземского сельсовета ушло на фронт более семисот человек. Среди них был и молодой парнишка Павел Соколов, которому на начало войны было всего 14 лет.  В 1943 году ему вручили повестку на фронт. До совершеннолетия он  восемь месяцев провел в Вологде в учебном батальоне,  где познавал науку военного дела. После учебы в августе П.А.  Соколова отправили на 3­-й Прибалтийский фронт. Отряд молодых бойцов довезли до станции Дно, дальше ехать было невозможно, бомбили немецкие самолеты.  Поэтому пришлось идти пешком до самого Пскова. П.А. Соколов был командиром отделения, помощником командира взвода.  
       После оставления Прибалтики Псков стал первым крупным российским городом, принявшим на себя удар противника. Ему гитлеровское командование отводило особое место, называя «ключом к парадным дверям Ленинграда»: после Пскова на пути к Ленинграду больше не было такого крупного населенного пункта и важного железнодорожного узла, каковым являлся древний город. Юному мальчишке  выпала честь воевать в Краснознаменной Островской дивизии. 1944 год.  Дивизия, в которой воевал Павел Соколов, начала наступление. Спустя несколько дней наши войска  с жестокими боями стали продвигаться на север. В составе этих войск был и наш земляк.
       Он принимал участие в боях за освобождение Прибалтики.  Гитлеровская Германия старалась любой ценой удержать Эстонию в своих руках. Так было и при защите ими линии «Мариенбург» во время начавшегося наступления советских войск на Тарту. Целью Тартуской наступательной операции советское командование поставило разгром 18­й фашистской армии. Несмотря на то, что советские войска превосходили фашистов в живой силе и военной технике, бои за Тарту были ожесточенные. Объясняется это яростным сопротивлением гитлеровцев. Город являлся важным узлом коммуникаций и воротами, откуда можно было попасть в центральную и северную части Эстонской ССР, а также в тыл группы армии «Север». Поэтому гитлеровское командование сосредоточило у Тарту много войск и военной техники, переброшенных с других участков фронта. В ходе Тартуской наступательной операции, длившейся почти месяц, войска 3­го Прибалтийского фронта,  где воевал П.А. Соколов,  прорвали оборонительную линию фашистов «Мариенбург» и освободили значительную часть территории Эстонской ССР. Пятнадцать соединений и частей, отличившихся при освобождении города, получили наименование «Тартуских». Именно здесь, под Тарту, Соколов Павел Александрович был тяжело ранен.
     После госпиталя  солдат  четыре месяца учился на связиста на станции Левашово. Затем  попал в распределительный полк. После окончания войны служил на Норвежской границе, выполняя съемку местности.  Демобилизовался в октябре 1950 года.
     Все это время Павел Александрович хранил маленький альбом с темно­зеленой обложкой. В нем были не только фотографии, но и записанные рукой фронтовика его любимые песни.
      Альбом Павел Александрович начал оформлять еще в госпитале в 1944 году, а закончил в 1948, когда служил на Норвежской границе. Листая страницы,  можно увидеть фотографии брата Николая и друзей Павла  Александровича. Здесь же фотографии  друзей по службе в Эстонии и личные фотографии самого ветерана. В конце альбома красивым почерком написаны любимые песни бойца. Как оказалось, ветеран очень любил петь, любил играть на гитаре и очень хотел освоить гармошку. До войны они с мальчишками пели песни под гитару, радовались жизни, не думая, что мирное небо над головой закроют черные от пороха и гари тучи.
    Вглядываясь в пожелтевшие альбомные листы, можно понять, что Павел Александрович даже на войне оставлял место песне. 14 произведений различной тематики, написанные от души, оформлены в старенький альбом.   Он поведал, что любимой его песней  была «Соколовская гитара». Молодой боец мечтал спеть ее после окончания войны, и мечта сбылась. Он пел эту песню с фронтовыми друзьями уже в мирное время.
       Павел Александрович вернулся с войны и всю жизнь проработал в колхозе. Вернулся с войны, и его отец Александр Кириллович, раненый, но живой. А вот брат Николай, чью фотографию так берег он, пропал без вести. Плакала мать Анна Павловна, не верила, что ее кровинушка как в воду канула. Всю жизнь ждала, до последнего. Надеялась, просила Господа Бога о встрече с сыном, но война навсегда развела пути старшего сына Николая со своей семьей.
      Сразу после войны две сестры Павла Александровича уехали и вышли замуж. Старшая Нина и по сей день проживает в г.Череповце. Ей 92 года.  Только ветеран остался верен отцовскому дому. Его жизнь была тяжелой и одновременно счастливой. Он работал на грузовой машине, возил тресту в Чебсару, выполнял колхозные поручения. В 1952 году женился на красавице Александре из д. Дубки (ранее д. Дураково), воспитал двух дочерей. Старшая, Татьяна, медик по образованию, всю жизнь проработала на благо людей фельдшером и заведующей медпунктом. Младшая Ирина – директор МОУ «Больше­Сиземская школа». Каждый день идут дочери к своим старикам, чтобы приготовить еду, накормить, рассказать новости и просто поговорить. У Павла Александровича и Александры Дмитриевны трое внуков и трое правнуков.
     В канун праздника Великой Победы глава Шекснинского муниципального района Е.А. Богомазов торжественно вручил ветеранам юбилейные награды, а заведующая загс  Е.А. Колесникова – приветственный адрес с 63-годовщиной совместной жизни. С изумлением вздохнул Павел Александрович,  услышав цифру 63. Наверное,  в этот момент вся жизнь его промелькнула, как кинолента.
     П.А. Соколов – живая легенда, свидетельство  грозных событий 1941-­1945 гг. Один боец на всю сиземскую округу, рядом с которым мы будем встречать 70-­ю Победу в Великой Отечественной войне.

Е.Н. БЫКОВА,
 руководитель музея истории Больше­Сиземской школы. 


Опубликовано в газете "Звезда". № 33 от 2 мая 2015 года.

 

Военное детство Маргариты Сергеевны

Сидеть дома и скучать Маргарита Сергеевна Ложникова не привыкла. Если масленица - печет блины и с шутками-прибаутками зазывает покупателей. Если проводится выставка цветов, то ее обязательно украсит букет от Маргариты Сергеевны. Ей уж пошел девятый десяток, а она все такая же непоседа, как и в детстве. В 1941, когда отец уходил на фронт, Маргарите было всего шесть с половиной лет, младшей сестренке - три годика. И тогда отец сказал Маргарите: "остаешься за старшую". С тех пор она так и живет - "за старшую". В преддверии Дня Победы М.С. Ложникова вспомнила свое военное детство.
 
   Родина отца Маргариты Сергеевны - хутор Кичикино, находившийся вблизи деревни Стризнево Хреновского сельсовета Чебсарского района. Там жила большая семья Смирновых, пока в 1932 году их не раскулачили. Семья распалась.
     - Мой дед не смог пережить, когда отбирали лошадей, коров и зерно, и умер от сердечного приступа, - рассказывает М.С. Ложникова. - У отца было четыре сестры. Вера уехала жить в Москву, Катя направилась в Ленинград, Оля, Шура вместе с бабушкой Еней перебрались в Чебсару, а мой папа уехал в Архангельскую область.
     Когда началась война, Маргарита Сергеевна с родителями и младшей сестренкой жили в небольшом поселке 49 квартала, в четырех километрах от железнодорожной станции Плесецкая.
     М.С. Ложникова:
     - До войны отец вместе с мамой работал в магазине. Он окончил церковноприходскую школу, а мама была неграмотной и состояла в школе рабочей молодежи. У нас был букварь, по которому мы вместе с ней учились читать.
     В июне 1941 года Сергей Михайлович ушел на фронт. Маргарита в сентябре пошла в первый класс, но проучилась всего одну четверть. Было неинтересно. В школе ее заставляли рисовать палочки, а она знала весь букварь, умела писать и считать до ста. Школа находилась в четырех километрах - на станции Плесецкая, а в ноябре "ударили" сорокоградусные морозы. Учебу пришлось прекратить. На следующий год школу открыли в поселке 49 квартала, и Маргарита пошла сразу во второй класс:
     - Мама с утра до двенадцати ночи работала в пекарне, а я в доме оставалась за старшую: воду носила, дрова колола, дом в порядке содержала. С сестрой нянчилась соседская бабушка. У них тоже в семье была маленькая девочка. В 1942 году мама купила козу, которую летом я пасла с козлятами. Водила их по вырубкам, а к полудню пригоняла домой. Мама приходила на обед и доила козу. Обедали молоком с черникой. Мама снова уходила на работу, а я шла в лес, рубила осину, березу, рябину для корма скоту. Ночью мама приносила прутья к дому, мы связывали их в пучки и поднимали на чердак. С детства у меня в руках был топор, молоток и пилка, так как козлята часто ломали загородки в сарае. Приходилось самой их ремонтировать.
     Зимой 1942 года по воскресеньям Маргарита стала ходить на станцию Плесецкая. С собой она брала по две бутылки истопленного молока для раненых, а солдаты давали ей мыло, сахарин, иногда угощали сахаром. Потом ее стали пускать к раненым в госпиталь, который расположился в бывшей школе. Маргарита помогала раненым писать домой письма, за что получала гостинцы. За одним дядечкой ухаживала почти месяц. Он был весь в бинтах, только рот не забинтован. Поила его молоком с ложечки:
     - Однажды пришла, а его кровать пуста, матрац закатан. Я так расплакалась, что меня отпаивали валерьянкой. Потом пришел врач и сказал, что он не умер, а его увезли в Москву. У нас дома был патефон. Я выучила песни и когда приходила в госпиталь, то рассказывала раненым стихи и пела.
     Как-то раз Маргарита исполнила солдатам песню про Ежика:    
     Шел отряд по равнине широкой,
     По полям украинской земли,
     И в одном хуторке одиноком
     Паренька партизаны нашли.
     Был он мал, молчалив, насторожен,
     Видно горе на сердце легло.
     Кто-то в шутку назвал его Ежик,
     Кто-то ласково поднял в седло.
     В дни тяжелые, в дни канонады,
     Дни суровые плыли как дым,
     Стал наш Ежик любимцем отряда,
     Партизаном-бойцом молодым…
     - В этой песне мне было непонятно слово "канонада". Я спросила у раненых, а что оно означает. Они ответили, что сейчас покажут. И все застучали ложками по спинкам кроватей, да так громко, что даже дежурные прибежали. Вот, говорят, это похоже на канонаду.
     Летом 1943-го раненых стало меньше. Помогая взрослым, дети от восьми до двенадцати лет ходили по опушкам леса с топориками и рубили иван-чай на силос для корма лошадям. А в конце августа и начале сентября жили в лесу.
    М.С. Ложникова:
     - Старшим у нас назначили моего дядю. Он был ранен на фронте и вернулся домой. Мы сделали шалаш из вывороченной елки, накрыли его хворостом. В нем мы спали, а днем собирали грибы и замачивали их. К нам приезжали из поселка, привозили еду и забирали грибы. Мама всегда присылала молоко. Хлеба нам давали по четыреста граммов. Мы варили суп из грибов, который для сытности заправляли молоком и мукой. Это варево у нас называлось "мудёнка".
     Помню еще одно стихотворение, которое я читала раненым:
     Бабушке Варварушке я связала варежки.
     Думала-подумала, а дарить отдумала,
     Отошлю на фронт бойцу, вдруг достанется отцу.
     Ну а если не отцу, то другому храбрецу,
     Будет рад и он, и я, и Варварушка моя.
     Папа с войны не вернулся. До победы не дожил совсем немного. Он умер 7 февраля 1945 года в госпитале от ран и похоронен в Риге. Последний раз на его могиле я была в 1997 году. Одна из моих дочерей живет в Риге, другая - в Таллине. Дедушку они не забывают, и в памятные даты ходят на кладбище вместе со своими детьми - моими внуками.
 
Алексей ДОЛГОВ.

На фото вверху: Котелок, кружку и фляжку Маргарите Сергеевне подарили бойцы, за которыми она ухаживала в госпитале.



В 1939 году Маргарита вместе с мамой ездили повидать отца на станцию Струги Красные (Псковская область), где он обучал солдат стрелятьиз пушки. С.М. Смирнов был командиром орудия


Опубликовано в газете "Звезда". № 19 от 14 марта 2015 года.
Авторы: 

История фронтового письма. «Даст Бог, вернусь домой. Целую»

Фронтовое письмо своего отца Лидия Васильевна Визиренко-Мелютина прочитала спустя много лет после окончания войны. Она разыскала могилу папы, который до этого числился пропавшим без вести, и узнала все обстоятельства его гибели. 

Письмо с фронта
 
     «Здравствуй, жена Афанасья Павловна. Шлю я вам свой горячий привет и от души низкий поклон и пожелаю всего хорошего. И ещё шлю горячий привет детям первому Вале и Вите, и Лиде, и малому Серёже. Теперь я описываю про свою жизнь, что в настоящее время жив и здоров. Нахожусь всё на передовой…», - так начиналось письмо с фронта, написанное 18 апреля 1942 года. Девочка Лида, упоминавшаяся среди детей – это Лидия Васильевна Визиренко-Мелютина. Сейчас она проживает в Вологде, но каждое лето приезжает в свою родную деревню Борятино Любомировского сельского поселения. Письмо от отца Лидия Васильевна нашла, когда разбирала вещи мамы – Афанасии Павловны:
     - После смерти мамы, прибираясь в её вещах, я нашла сумочку, в которой хранилось три письма военных лет. Два – от папы с фронта, и одно письмо – из Архангельска. Его написала наша соседка по квартире. Когда стала раскрывать папино письмо, то на свету буквы начали быстро таять, исчезать прямо на глазах. Я быстро закрыла письмо, обратилась к специалистам, и они помогли прочитать его полностью.
     «…Еще ты, Афанасия, писала, что ехать жить в деревню в колхоз. Я вам не возражаю. Пожалуйста, поезжайте, если там можно лучше прожить. Я тоже думаю, что сейчас в деревне не хуже, чем в Архангельске. Может, как-нибудь на дорогу соберёшь денег. Продай мое пальто, ещё что-нибудь. Я вам послал 70 рублей денег. Не знаю, получили или нет. Пока, до свидания. Пишите письма чаще. Я Мелютин В.И., может, даст Бог, вернусь домой. Целую вас».
     Домой Василий Иванович не вернулся. Он погиб всего через несколько дней после написания письма – 6 мая 1942 года, а родные получили извещение, что красноармеец В.И. Мелютин пропал без вести.
      Л.В. Визиренко-Мелютина:
     - В начале семидесятых я решила разыскать могилу отца, он всё ещё считался пропавшим без вести. Стала писать по райвоенкоматам. Мне посчастливилось - вышла на правильный путь и узнала, что наш отец похоронен в районе Кестеньги - Окунева Губа Карельской АССР.
 
Тревожный 35-й год
 
     Много жизненных тягот и несправедливости выпало на долю крестьянина Василия Мелютина. Жил в деревне Борятино Чёбсарского (ныне Шекснинского) района и вместе с женой Афанасией Павловной воспитывал пятерых детей – четырёх сынишек и дочь. Ютилась семья в маленьком домике пятнадцати квадратных метров. Василий Иванович не унывал, много работал  и строил для семьи новый просторный дом. Достроить его не пришлось, потому что в стране начались коллективизация и раскулачивание. Осенью 1935 года в деревне Ходырево проходила сходка, на которой решили отобрать у семьи всё имущество, а Василия Ивановича отправить на Соловецкие острова. Лиде тогда было всего четыре годика, но она хорошо запомнила, каким расстроенным пришёл домой отец, о чём-то долго шептался с матерью, а как стемнело, в дом постучался председатель Сергей Иванович Морошкин.
    Л.В. Визиренко-Мелютина:
     - Сергей Иванович принёс отцу справку и сказал: «Васька, тебе 15 минут в распоряжении, и чтобы тебя тут не было. Уходи сейчас же, если не хочешь на Соловки, в тюрьму». Я не спала, всё слышала и всю ночь потом думала, что такое «тюрьма». Отец и мама вышли из дома и о чём-то разговаривали. Мама вернулась заплаканная, а отец ушёл. У нас забрали всё имущество: сушило, где хранилось сено и зерно, лошадь  и новый почти достроенный дом. Мама через знакомых на словах иногда получала известия от отца, но нам – детям - ничего не говорила. Только потом мы узнали, что отец уехал в Архангельск.
     Василий Иванович поселился недалеко от аэродрома, в местечке, которое называлось Цигломень. Через три года Афанасия Павловна вместе с детьми поехала к мужу. До станции Чёбсара ехали на ондреце (телега, запряженная одной лошадью), потом на поезде. Приехали в Цигломень. Кругом сыро, почти болото. Здание общежития стояло на сваях. В общежитии была большая комната, в ней жили пять семей. Вместо перегородок повешены простыни. Вскоре семье Мелютиных выделили маленькую, но отдельную комнату. Родители работали в порту: грузили лесом корабли. Старшие братья, Валентин и Виталий, ходили в школу, а трое младших, пока не пошли в садик, оставались дома одни.
 
Возвращение домой
 
     В 1939 году началась война с финнами. Василия Ивановича сразу же призвали в армию. Вернулся он в апреле 1940 года, а 22 июня 1941 года началась другая война - Великая Отечественная.
    Л.В. Визиренко-Мелютина:
     - Это был мой день рождения. 22 июня мне исполнилось десять лет. Отец снова ушел на фронт. Началось трудное время: мама по 12 часов на работе, мы дома одни. Хлеба по 200-300 граммов давали на человека, больше есть было нечего. Лето 1941 года выдалось жарким. В июле нас, детей, увезли в пионерский лагерь на другой берег Северной Двины. Там мы жили пять месяцев, а потом, когда стало холодно, и река покрылась льдом, нас снова привезли в Архангельск. В школу ходили редко, так как немцы постоянно бомбили город. В то время Архангельск был почти весь деревянным. После каждой бомбежки город горел. Выжить помогали англичане и американцы. Они прилетали на вертолетах, и нам, ребятишкам, раздавали сухари, которые привозили в больших бумажных мешках.
     Старший из братьев – Валентин – пошел учиться в школу фабрично-заводского обучения (ФЗО), другой брат, Николай, умер – промочил ноги, заболел, а лекарств не было. В последнем письме с фронта Василий Иванович писал, чтобы семья ехала обратно в деревню. Там хоть картошки можно посадить и выжить.
     Л.В. Визиренко-Мелютина:
     - Мама засобиралась домой. Валентина не отпустили из ФЗО, он остался в Архангельске, а мы: трое детей и мама уехали. Удалось сесть на поезд, взяли с собой мягкие вещи и посуду. От Архангельска до Чёбсары ехали 10 суток. Из-за постоянных бомбежек продвигались только ночью и то рывками, подолгу стояли, пропуская воинские эшелоны. Немец бомбил прицельно, поэтому состав часто стоял в лесу. Люди бежали в лес. Мы с мамой не выходили из вагона. Кто убегал, большинство погибли, а нас Господь Бог помиловал, мы все доехали благополучно. Только жить нам оказалось негде. Наш маленький дом в деревне Борятино оказался занятым. Мы направились в деревню Толстиково к деду. У него жили эвакуированные из Ленинграда, пришлось потесниться. В деревне нам было намного лучше: хлеба давали по 600 граммов на человека, целых 2 килограмма и 400 граммов на семью. У деда были овощи и картошка. Мы были сыты. Мама привезла с собой вещи (в основном материю и одежду), которые меняла на молоко и зерно. Купили позже козу и маленького теленочка. Зажили, можно сказать, хорошо.
 
Маленькие взрослые
 
     А потом приехал Валентин. Он попросту сбежал из ФЗО, так как одному, без всякой поддержки, ему было очень трудно. Теперь все вместе жили в деревне Толстиково. Валентин устроился работать на сливочное отделение в селе Братково. На отделение привозили молоко из колхоза и от личного скота. Молоко сепарировали вручную ночью. Под утро сливки везли в село Домшино, там переделывали на масло. Обрата шла на творог и казеин. Творог везли в чёбсарский госпиталь для больных и раненых.
     В сорок втором Афанасия Павловна получила письмо от Ивана Васильевича Кошкина. Когда жили в Архангельске, он был соседом по комнате и ушел на фронт вместе с Василием Ивановичем. Однополчанин писал, что Василий ранен в живот, но должен поправиться, и что они вдоль красивого озера добираются до Медь-горы (это Медвежьегорск, Карелия) в госпиталь. А потом из воинской части в семью пришла весточка, что Мелютин Василий Иванович пропал без вести 6 мая 1942 года.
     Л.В. Визиренко-Мелютина:
     - Больше никаких известий об отце мы не получали. В 1943 году в Красную Армию призвали Валентина. Его отправили на Сахалин. В этом же 1943-м мы переехали на свою родину - в деревню Борятино. Жить нас пустили в свой небольшой домик наши родственники Комиссаровы. Вместе с младшими братьями Виталием и Сергеем учились в Братковской школе. В школу ходили с сумками, сшитыми из домотканого полотна или мешковины. Осенью и весной старшие школьники практически не учились. Приходилось работать на полях и скотных дворах, заготавливать дрова. Все, от мала до велика, работали в колхозе. На полях выращивали капусту, турнепс, табак для фронта. Подойдет сенокос: старшие косят, мы загребаем, подростки и взрослые стога метают. Весной на быках вывозили навоз: женщины нагружают, ребята ведут быка или корову, а мы раскидываем навоз. Занятия в школе раньше 1 октября не начинались. Бойцам на фронт посылали вязаные шерстяные носки и варежки, шили кисеты. В них вкладывали письма и записки с пожеланиями скорейшей победы над врагом. Время зря не теряли. Голодные, холодные, но жили весело. В школе у нас были кружки. Я занималась гимнастикой.
 
Братская могила
 
     Вот и долгожданный День Победы! В Борятино плакали все и от радости, что война наконец-то закончилась, и от горя, что многие не вернулись. В каждой семье кто-то погиб. Из ушедших на фронт живыми в Борятино вернулись шесть человек, из них четверо – инвалиды. Валентин демобилизовался и был отправлен в Рязань, на военный завод. Женился, воспитал вместе с женой двух сыновей. Всю жизнь прожил в Рязани, там и похоронен. 
     Лидия Васильевна в 1951 году уехала в Мурманск. Работала в тылу Северного Флота. Вышла замуж, вырастила детей. Честно отработала на благо нашей Родины 47 лет, из них 33 года - на Крайнем Севере. В Вологду вернулась в 1984 году.
     В 1973 Лидию Николаевну на День Победы пригласили в Карелию, и она узнала все обстоятельства гибели отца.
     Л.В. Визиренко-Мелютина:
     - 6 мая 1942 года мой отец и его товарищ Иван Кошкин в бою были ранены. Самостоятельно они добрались до госпиталя, где им оказали медицинскую помощь. Раненые размещались в лесу, в больших палатках. Скопление палаток заметили немецкие летчики, и разбомбили госпиталь. В живых осталось лишь двое: замполит, который был вызван к командиру и находился в другом месте, и санитарочка, которая ушла покормить ребенка в деревню. В братской могиле похоронены 687 человек. На митинге было много народа. Выступали уцелевшая санитарочка и замполит, который в то время жил в Мурманске и работал в краеведческом музее.
     Больше у меня не было возможности посетить могилу папы.
 Алексей ДОЛГОВ.
Авторы: 

Царёвские истории

Нине Павловне Калиничевой – больше девяноста лет, из них почти восемьдесят она прожила в обычной русской деревне Белозерского района. Сейчас Н.П. Калиничева живёт в Шексне. Журналист газеты Алексей Долгов побывал у неё в гостях. Поговорили о коллективизации, репрессиях, войне, о  жизни людей в то непростое время.  

Из Подсосенье – в Царёво
 
     В уютной комнате Н.П. Калиничевой взгляд останавливается на старой фотокарточке, висящей на стене. Фотография датирована поворотным в истории России 1917 годом. Бабушка Нина поясняет:
     - Это папа с мамой фотографировались в Белозерске. Мама ездила его провожать на войну. А ещё у меня был брат и три сестры. Теперь уж нет никого. Одна я зажилась.
     На секунду бабушка Нина призадумалась и начала вспоминать свою молодость. Несмотря на солидный возраст, память у Нины Павловны – дай Бог каждому.
     Папа умер рано, когда Нине было всего пять годиков. Вспомнила она, как до четвёртого класса училась в родной деревне Подсосенье Белозерского района и без запинки отчеканила, что деревня относилась к Ленинградской области Череповецкого округа Белозерского уезда Шольской волости. С пятого класса учиться нужно было идти в Шолу, за двадцать километров, из них пять километров – через лес по болоту:
     - Я в Шоле у тётки жила и домой приходила лишь на выходные. Сапог не было, и по болотной воде шла в тряпичных «котах». Ноги стали болеть, и мама перестала отпускать в школу. Приходили к нам из сельсовета и уговаривали маму, чтобы она снова отправила меня учиться.
     …Сейчас Нина Павловна живёт в Шексне, у своей дочери Дины Александровны. В Шексну она переехала сравнительно недавно, когда уже одной жить стало трудно.
     Глядя на карту, убеждаешься, как далеко от цивилизации жила Нина Павловна. Ни дорог, ни городов: кругом поля, леса и озеро Сотозеро, по берегам которого всего несколько деревушек. Деревня Подсосенье – на правом берегу, а на левом – Царёво. Там – в Царёве, Нина Павловна и встретила свою любовь – Александра Захаровича. Дождалась его с финской, и в 1940 году сыграли свадьбу:    
     - Когда замуж вышла, через озеро переехала в Царёво, там всю жизнь и прожила.
     В июне 1941 года молодые супруги Калиничевы решили купить себе домик у односельчанина Павла Артамонова:      
     - Сговорились о цене в 400 рублей. Александр Захарович отдал деньги, вернулся домой. Вдруг всех вызывают на митинг и сообщают, что фашисты напали на СССР. Павел Артамонов подошёл к Александру Захаровичу и со словами «Возьми, товарищ. Может, и не свидимся» отдал деньги обратно. Так и получилось. Убили Павлуху-то.
     Муж ушёл на фронт, Нина Павловна стала жить с престарелыми свёкром и свекровью, а в ноябре родила своего первенца.
 
О колхозах и репрессиях
 
     О довоенном времени Нина Павловна вспоминает:
     - Небогато жили, но дружно. Были октябрятами, потом пионерами, и комсомольцами. Когда стали создаваться колхозы, то на деревенском сходе в Царёве колхоз решили назвать «Красный остров», так как кругом были озёра да реки. Сначала в колхозе была одна деревня, а потом стало четыре.
     На избе-читальне, на магазинах были развешаны агитационные плакаты с лозунгом: «Сделаем колхозы большевистскими, а колхозников – зажиточными». Конечно, были и противники колхозов. Как рассказала Нина Павловна, они стращали, мол, если вступите в колхоз, так всё будет общее - даже женщины.
     Вспомнила Нина Павловна и о репрессиях. Рассказала она, как в деревню Кузнецово ночью приехали НКВД-шники и почти всех мужиков увезли. Ни один не вернулся. И сейчас, спустя много лет, Н.П. Калиничева уверена, что в этих беззакониях Сталин был невиновен, а вот на местах представители власти «перегибали»:
     - У нас в Царёве одного хотели раскулачить, но деревенский сход не позволил это сделать. Председатель сельсовета на колхозном собрании не лукавил, мол, нужно, Пётр Петрович, вас «раскулачить», но все женщины и мужики были категорически против. Кулаками называли тех, кто имел наёмных работников, а Пётр Петрович вместе со своими сыновьями своё имущество нажил честным трудом. А вот Павла Матвеевича всё же раскулачили, хотя собрание тоже не поддержало это решение. У него был дом хороший, мельница. Всё забрали. Он занимался изготовлением шуб, и когда его раскулачили, то стали эти шубы продавать. Никто из деревенских покупать не стал. Все понимали, что несправедливо поступили с Павлом Матвеевичем и жалели его. Мужик работящий был. Уехал из деревни в Шолу и там другой дом срубил.
    Много было трудностей, но жизнь потихоньку налаживалась, праздники справляли, в колхозах работали. Может, и хорошо бы стали жить, если б не война…   
 
Война
 
      Мужчины ушли на фронт. В Царёве остались старики, женщины и дети.
     Жили и работали вместе с финнами, выселенными ещё до войны из приграничных районов. В деревню они пришли вместе со своей живностью – с коровами, телятами. Всего шесть семей:
     - Некоторые из них по-русски не понимали. Жили дружно. Люди они работящие. Помню, когда замуж выходила, то одна из финок – Мария – связала и подарила мне рукавички и шапку. Во время войны на «пятаке» был лагерь военнопленных. Одну молодую девушку-финку, знавшую русский язык, иногда возили туда в качестве переводчика. Сейчас она живёт в Вологде.
     ... С началом войны трактористов в деревне не осталось, лошадей тоже не стало. Пахали на себе. Шесть женщин тянули за верёвки, а седьмая – за плугом. Потом женщины освоили тракторы. Во время сенокоса деревенский сторож обходил деревню в два часа ночи, стучал в дома и будил всех на работу.
     В 1943 умер свёкор, через год Нина Павловна похоронила свекровушку и всё ждала вестей от мужа:
     - Сердце ныло. Думала, вдруг убьют. Работаем в поле и ждём почтальона, а как увидим его, так сердце ёкает. Принесёт хорошее письмо – все пляшем, а худое – так плачем.
     Из двадцати мужчин, ушедших на фронт из Царёво, не вернулись одиннадцать. Те, кто пришли, многие остались на всю жизнь калеками – без рук, без ног. В мае 1944-го вернулся Александр Захарович.
     Н.П. Калиничева:
     - Как-то раз ночью слышу стук в дверь. Открываю, а на пороге муж стоит. Два месяца не было от него писем. Я уж думала, что убит. Оказалось, что всё это время он был в Иркутске – в госпитале, а не писал, потому что жить не хотел.
     Александр Захарович на фронте был связистом, носил за спиной рацию, застудил спину, стали болеть лёгкие. Он подозревал, что у него смертельно опасный туберкулёз, и даже хотел броситься под поезд. Но доктор дал ему умный совет: «Поезжай домой, к жене, и детей рожайте. Всё будет хорошо».
     Так и получилось. Болезнь оказалась хоть и тяжёлой, но не туберкулёзом. Вернулся Александр Захарович домой, и через год родилась у них дочь, а потом еще четверо детей – и все здоровые.
 
Лоскутки воспоминаний
 
     Александр Захарович долго не прожил – болезнь, полученная на фронте, его не оставила. Нина Павловна работала в колхозе, воспитывала детей, потом вышла на пенсию.  Думала отдохнуть, да опять в колхоз позвали – коров много, а доярок мало. Еще пять лет дояркой отработала. А потом лён убирала.
     Жили люди в деревнях, работали, детей рожали, а сейчас…
     - Недавно прочитала статью. Пишут о трудностях жизни в деревнях. Умирают деревни. Как прочитаю, так спать не могу, - с болью говорит Н.П. Калиничева. - И в моей родной деревне уж никого нет. Один мужичок остался.
 
P.S. Хоть бабушке Нине и больше девяноста, она активно следит за новостями, пользуется «мобильником», читает газеты, размышляет о современных событиях, а долгими вечерами перебирает пёстрые лоскутки воспоминаний. Есть что вспомнить.

В гостях у Рубцова

3 января 2011 года Николаю Михайловичу Рубцову исполнилось бы 75 лет. В преддверии годовщины со дня рождения поэта корреспондент газеты «Звезда» побывал в музее Николая Рубцова в Вологде.
    Вообще-то полное название этого музея – «Литература. Искусство. Век ХХ». Но представлены в нем экспозиции, посвященные только двум людям – поэту Николаю Рубцову и композитору Валерию Гаврилину. Как будто вологодский край в ХХ веке русской культуре больше никого и не дал. Музей этот начал действовать в 2005 году в преддверии 70-летнего юбилея Рубцова. Почему же не раньше? Ведь во многих других городах России музеи и центры Рубцова открылись еще в 90-е годы. Приходится констатировать, что очень часто увековечение памяти поэта именно на его малой родине встречает наибольшие трудности. Как известно, нет пророка в своем отечестве.
    В музее Рубцову посвящены два небольших зала: первый – детство и юность, второй – немногие годы его зрелой неприкаянной жизни. В экспозиции представлены книги, выпущенные при жизни и после смерти поэта (в том числе и в переводе на иностранные языки). Среди книг – самиздатовский сборник «Волны и скалы» 1962 года, напечатанный на машинке. Это первая книга Рубцова, именно ее он посылал на творческий конкурс в Литинститут. Есть тут автографы стихотворений: всем известной с детства «Ласточки», а также таких шедевров, как «В минуты музыки печальной», «Я люблю, когда шумят березы» и др. Самый ранний из автографов – 1945 года (Рубцову – 9 лет). Почерк, надо сказать, у Николая Михайловича был каллиграфический. Среди документов – комсомольский билет, свидетельство об окончании семилетней школы, зачетная книжка и диплом Литературного института, членский билет Союза писателей СССР. Множество фотографий, известных и не очень, и совсем немного личных вещей. Среди них, конечно, гармонь. Надо сказать, Николай Михайлович сам сочинял песни на свои стихи и исполнял их под гармонь или под гитару. Гитара не сохранилась, а вот гармошка цела, на ней, наверное, и играть еще можно.  Тельняшка – видимо, еще со времени службы на Северном флоте. Конечно же, пишущая машинка – какой советский писатель без пишущей машинки? Чашка, подаренная Николаю Михайловичу Александром Яшиным, и неизменный чемодан, который фигурирует во многих воспоминаниях о поэте. Даже памятник Рубцову скульптора А.М. Шебунина на берегу реки Вологды содержит эти непременные рубцовские атрибуты: длинный шарф и чемодан. Вот, собственно, и вся экспозиция музея. «Немного», – подумает читатель. Да уж, это вам не дворянская усадьба, не Болдино, не Дом-музей Чайковского в Клину. Но ведь и в жизни Рубцова не так уж много было внешнего, всё больше внутреннего. Даже собственную квартиру он получил в 1969 году, за год с небольшим до гибели. А до этого был – скиталец, вольная птица.
     Вот что странно: величие Рубцова сегодня вроде бы никто не отрицает. Поэт с большой буквы, классик, и т.д., и т.п.. Но, например, автору этих строк в свое время на Всероссийской олимпиаде по литературе довелось встретить школьника (и не одного!), который даже ничего не слышал о Рубцове. Понятно, что есть разные образовательные программы, где не все имена совпадают. На Урале проходят «своих» поэтов (Алексея Решетова и Бориса Рыжего), в Сибири – «своих» (Аркадия Кутилова и Леонида Мартынова), а в Вологодской области, значит, – «своего» Рубцова. Так что, получается, Рубцов – поэт местного значения и только? Думается, что дело здесь не в образовательных стандартах. Книги и интернет есть везде; кто желает, может и на Сахалине Рубцова почитать. А дело в том, что литература сейчас никому не нужна. Причем не просто литература, а настоящая классическая русская литература. Школьники (возвращаюсь к Всероссийской олимпиаде) знают Пелевина, Пригова, Лимонова, а Рубцова – не знают. А ведь если дети что-то читают, значит, это «что-то» и в обществе, в государстве, в стране читается, находит свою поддержку. А если молодежь чего-то не читает, значит, и в стране это не в почете. Выводы, как говорится, делайте сами.
    Может быть, для большинства Рубцов не великий русский поэт (каким он в действительности является), но настоящие поклонники и знатоки его поэзии со всех концов страны, не жалея времени и денег, едут в Вологду, чтобы приобщиться к частичке быта и бытия Николая Рубцова. Давайте же ценить этот подарок географии и судьбы: ведь нам, шекснинцам, нужно всего полтора часа, чтобы оказаться наедине с историей и великой русской поэзией.
Николай ДЕГТЕРЁВ.
Авторы: 

Страницы

Подписка на RSS - воспоминания