Производство льна непыльным не назовешь

Виктор Александрович Шурыгин – коренной житель нашего посёлка, выпускник Устье-Угольской школы, инженер, изобретатель. Наши читатели уже знакомы с его воспоминаниями о школе и с его изобретениями. Сегодня Виктор Александрович рассказал нам о старом льнозаводе, на котором работали его родители и он сам, будучи ещё школьником. Автор привёл нам множество инженерных подробностей

об устройстве заводских машин того времени, некоторые из них мы опустили ввиду неготовности читательской аудитории к такому подробному описанию всех механизмов и принципов их работы. Но те, кто заинтересуется этим вопросом, могут обратиться в редакцию за полной версией статьи.

Старый льнозавод

    50-ые годы прошлого века. Кажется, это было давно. Сейчас уже XXI век, с тех пор прошло более 50 лет. Я стою на том месте, где школьником в летние каникулы носил из помещения костровой на льнозаводе кузовком — круглым ящиком из фанеры - костру (льняную труху) для сжигания в топке локомобиля. В машинном отделении стояли два шестидесятисильных локомобиля, очень «прожорливых», и нам без отдыха приходилось таскать кузовки с кострой. После ремонта в машинном отделении установили новые экономичные локомобили: один мощностью в 120 лошадиных сил и второй, чехословацкий локомобиль «Грамма-6», мощностью в 330 «лошадей».

    Льгот работающим детям, которым ещё не исполнилось 18 лет, тогда не было. Работали по 8 часов, как и взрослые. Хорошо, что отец, который работал главным механиком, придумал и внедрил сборник костры: трубопровод, по которому летела костра от вентилятора мялки, он завёл в машинный зал и прямо над топкой поставил ёмкость — бункер диаметром 2 метра и 3 метра высотой. Теперь костра, попадая в бункер, теряла скорость, падая вниз. Кочегар открывал шибер у бункера, когда давление пара в котле опускалось ниже 10 атмосфер, и костра падала прямо в топку. Сгорала, и давление пара приходило в норму. Это дало большое облегчение рабочим. Не нужно было обратно из костровой носить костру.

   Появилась возможность в короткие перерывы выйти и отдохнуть на улице возле машинного отделения. В ночные смены при свете луны была хорошо видна красивая излучина реки Углы, деревня Поповка, за высоким берегом — поле, на котором стояли скирды тресты, кладбище.

    Производство волокна было делом трудоёмким. Всю смену работницы — женщины проводили на ногах, перемещая тонны тресты и волокна. Каждый год льнозавод отправлял за границу вагон отличного длинного волокна. Оно ещё называлось «северным шёлком».

   Производством волокна занималась смена мастера Шуры Образцовой, а на экспорт волокно готовила смена Нюры Громцевой. Моя мама работала приёмщицей волокна из трепального агрегата в смене Образцовой. Недавно ко мне заходила дочь Шуры Образцовой. Она окончила горный техникум и работала долгие годы геологом. Сейчас вернулась в Шексну. Её дочь построила кирпичный дом на Октябрьской улице на том месте, где стоял дом бабушки.

   Для подготовки волокна на экспорт на берегу Углы работало прессовое отделение, где волокно сортировали, прессовали в кипы, которые затем обшивали тканью. Ценилась и костра — отход производства. Её прессовали в кипы и также продавали за границу. Там из костры делали лёгкие стеновые панели. За счёт экспорта костры была заасфальтирована первая в посёлке улица - Пионерская.

   Потные лица работниц к концу смены покрывались пылью. Пыль забивалась в уши, нос, и потом не один день выходила наружу. Обычно после смены работники льнозавода мылись в своей бане.

   Тресту на льнозаводе сушили в камерных сушилках. Большие помещения набивали трестой — ставили снопы вплотную друг к другу, а затем в эту комнату подавали перегретый пар из машинного отделения. Треста сушилась определённое время в зависимости от влажности льносоломки.

   В 30-ые годы прошлого века на льнозаводе было царство ременных передач, когда ещё мало выпускалось моторов, генераторов, и электроэнергия была в дефиците. На льнозаводе была ещё должность шорника, который сшивал ремни и их ремонтировал.

   В 50-ых годах льнозавод модернизировался: было отстроено заново большое машинное отделение, полностью модернизировано сушильное отделение, вместо камерных сушилок была установлена транспортёрная. На этой сушилке в качестве транспортёрной ленты была смонтирована металлическая сетка. На неё работницы постоянно ставили распущенные снопы тресты. В верхней части сушилки были установлены по всей длине теплообменники, в которые подавался перегретый пар из пароперегревателя локомобиля. Пар проходил внутри трубок теплообменников, а снаружи трубки обдувались воздухом от вентилятора и горячий воздух сушил тресту.

   К сожалению, производство волокна было довольно пыльным. Не только рабочие ходили в пыли, но и вся территория льнозавода была покрыта слоем пыли. Зимой — серый снег, летом — трава. Лишь после дождя летом или после снегопада зимой территория на короткое время очищалась.

   На берегу реки Угла стояла деревянная насосная станция, откуда качали воду в большие цилиндрические баки, установленные под потолком в машинном отделении. От насосной станции был проложен настил из досок, на котором лежали трубы, и по которому машинисты ходили на станцию и запускали в работу насосы. Из насосной станции вода по трубам поступала в баки в машинном отделении, а из них вода шла в паровой котёл локомобиля и в баню.

   Локомобилем в машинном отделении управлял машинист. В то время машинистом работала Лида Богданова, кочегаром —  Маша Соколова. Слесарями работали Василий Шадрунов, Алексей Шкипарев, Николай Шуравин, Анатолий Смирнов из деревни Нифантово. Мне тогда казалось, что у машиниста самая лёгкая работа, правда, и самая ответственная. От машинного отделения - «сердца» льнозавода зависела работа всего завода в целом, так как оно давало электроэнергию, горячую и холодную воду, пар всем остальным подразделениям.

   Привозимую льнотресту из колхозов работники льнозавода складывали в скирды, возле которых были проложены дороги со всех четырёх сторон. Эти скирды чем-то напоминали египетские пирамиды. Из этих скирд затем работницы на лошадях возили тресту на льнозавод, у завода была своя конюшня.

    Скирды мочил дождь и засыпал снег, поэтому в 50-ых годах стали строить шохи — укрытие для тресты с крышей. Крыша стояла на длинных столбах, стен у шох не было. В стране стали появляться автомобили, и лошадей вскоре заменили стальными конями.

    Наш деревянный двухэтажный дом располагался на улице Пионерской, которая пролегала в самой нижней части посёлка. Естественно, что весной и осенью вода стекала к нам на улицу с верхней части посёлка. Поэтому наша улица была, пожалуй, самой грязной, и пройти по ней, не запачкав обувь или одежду, было невозможно. Люди шли вплотную к забору, держась за него, перепрыгивая с одного подсохшего места на другое.

В 70-ых годах Пионерскую улицу заасфальтировали, и все жители улицы оценили это благо. Возле нашего дома стояли качели, молодёжь с азартом допоздна на них качалась, иногда с поворотом на 360 градусов, но это делали лишь самые смелые. Ребята с улицы были очень дружные, собирались обычно «в берёзах», где жила моя первая учительница Анна Ивановна Павкова со своей сестрой Валентиной и дочкой Ниной. «Берёзы» - это действительно такое место на нашей улице, где росло много берёз. Там было много свободного места, и мы играли в деньги, в лапту, в прятки, просто беседовали.

   Возле старого железнодорожного моста по обеим сторонам реки Шексны причаливали баржи, трюмы которых были заполнены дровами - чурбаками длиною с метр. Жители посёлка принимали в разгрузке барж самое активное участие. На плече чурбак выносили из трюма по трапу на палубу баржи, а затем спускались с ним на берег. Дрова были сырыми и тяжёлыми. В трюмах барж и по берегу реки стоял запах берёзы, осины, ели. Дрова укладывали в большие поленницы. В конце дня поленницу обмеряли, и мы получали свои кровно заработанные: за один кубический метр уложенных дров — один рубль.

   Осенью школьники пилили метровые чурбаки пополам, а затем ещё кололи для печек Устье-Угольской школы. Газа тогда не было, и печки топились, и еда готовилась на дровах.

С лета 1942 года железнодорожный мост через реку Шексну охранялся зенитчиками воинской части. Зенитки были установлены по берегу на правой стороне реки. Справа от старого перевоза через реку Шексну.

   Моя мать стирала бельё для солдат этой воинской части, а военные расплачивались за это хлебом. Брат мамы — В.И. Киров ходил каждый день на пекарню и приносил по большой буханке хлеба. Когда освободили город Тихвин, воинская часть переехала в другое место.

    Раньше дорога на Нифантово проходила возле семилетней школы через переезд, затем наискосок шла к реке Шексне. Здесь была паромная переправа на другую сторону реки к деревне Нифантово. Чуть левее переправы стояла пристань «Шексна», к которой причаливали пароходы. Затем из-за слабых грунтов произошло проседание опор моста, и новый мост построили ниже по течению на пару километров и ввели в эксплуатацию после войны, сейчас по нему ходят поезда. Затем дорогу в Нифантово тоже перенесли. Построили дорогу внизу возле насыпи у старой железной дороги. Туда же перенесли паромную переправу и пристань.

   В Дьяконовской школе летом был организован пионерский лагерь. Помню, под руководством военрука Петра Абрамовича Кулика была проведена игра в «пакет», якобы выброшенный с самолёта. Этот пакет мы искали в небольшом редком лесу, и к обеду те, кто его нашёл, получали приз. Был летом в пионерском лагере и в Лукинской школе, а мои сёстры — в лагере в деревне Дорки. Открытие лагеря отмечали торжественно — на берегу реки Угла на большой поляне полыхал костёр. Около костра пели песни, играли.

   Из событий той поры хочется также отметить выборы. Обычно они проходили в начальной, семилетней и средней школе. На крыше начальной школы устанавливали большую пятиконечную звезду — деревянный каркас, обтянутый тканью, а внутрь вкручивали мощную лампочку. Звезду было хорошо видно в тёмное время суток. В день выборов было особенно праздничное настроение. Родители уходили утром на выборы, а мы ещё нежились в кровати и ждали, когда они принесут вкусных конфет, пирожков и булочек. Цены на продукты тогда были твердыми, не менялись, но ко дню рождения Сталина они понижались.

    Быстро пролетели 55 лет, и я стою на том месте, где школьником отдыхал возле машинного отделения. Льнозавода нет, от него остались кучи битого кирпича и мусора. Напротив, через реку, стоит высокая мачта — антенна сотовой связи, деревня Прогресс и кладбище, где похоронены мои родители и бабушка.

Виктор ШУРЫГИН.