врач

Вместо пролога

     Высокий, подтянутый,  в белом халате и колпаке, глубокие морщинки на лбу. Взгляд задумчивый, устремлённый в больничный журнал сквозь круглые очки в тёмной оправе… О чем думает доктор, засидевшись допоздна в своём кабинете?
     Может быть, о предстоящей операции или о том, что кончаются продукты, и нечем кормить больных. Или он мечтает построить еще одно здание – для стационара?.. А может быть, он думает о подростке, которого оперировал накануне… И угораздило же мальчишку попасть  между двух проходящих поездов. Эх, и потрепало же его!.. Но ничего  – операция прошла благополучно, парень будет жить!
     Кстати, Александр Травин, бывший шофер больницы, который мне эту историю и поведал, сказал: «До больницы несли на носилках не человека, а кусок грязи». Благо, больница была недалеко от путей – на Больничной улице (теперь – улица Покровского). Полгода Покровский выхаживал парня, в итоге – тот смог встать на ноги.
     И это не единственный подобный случай, когда доктор буквально вытаскивал пациентов с того света.

Профессия, ставшая судьбой

     Николай Александрович Покровский родился в 1902 году в деревне Коркуч Шольского района (теперь территория Вашкинского района) в семье священника. Учился в гимназии, затем в духовной семинарии. Однако, отучившись один курс, он поступил в фельдшерское медицинское училище. Во время учебы подрабатывал в тубдиспансере, ухаживая за туберкулезными больными – хорошая практика для начинающего фельдшера, да и заработок неплохой, годы-то были трудные, голодные.
     Получив профессию фельдшера-акушера, Покровский приехал работать в Липин Бор. Однако желание стать врачом было огромным – и вот уже тридцатилетним Николай Александрович поступает в Ленинградский Первый Санитарно-гигиенический институт на факультет «Лечебное дело».
     С фотографии 1937 года смотрит на нас пятикурсник Покровский: пиджак, белая рубашка, строгий галстук, аккуратная стрижка, видимо, по тогдашней моде, – во всем чувствуется собранность и самодисциплина. Но главное – целеустремленный взгляд. Этот человек готов к труду, готов к служению, к которому он сам себя призвал. Да ведь и сама эпоха – это эпоха колоссального труда (а не только репрессий), колоссальных свершений.
     После окончания института и до войны Покровский работает в Липином Бору. Хотя его оставляли в Ленинграде, зная его способности – но он вернулся на родину: и здесь ведь люди болеют, а врачей меньше, чем в больших городах. А ведь мог бы, согласитесь, сделать карьеру в столице? Но поехал на родину – здесь нужнее.

Операции под грохот орудий

     Настоящей школой для Покровского стала Великая Отечественная война. 5 сентября 1941 года его вызывают в военкомат – фронту нужны врачи, хирурги. Покровского назначают начальником фронтового госпиталя. В «сороковые, роковые» на его счету более 10 тысяч операций!  Вот, думается, где вырос врач Покровский как хирург-практик. Кстати, на войне был эпизод, когда встретились две шекснинские легенды. В 1944 году на операцию к Покровскому принесли раненого в бессознательном состоянии. Операция прошла успешно. В 1946 году врач и бывший его пациент встречаются уже в Шексне – пациентом этим был Герой Советского Союза Алексей Павлович Сапожников.
     Осенью 1945 года Покровский возвращается с войны… нет, не в Шексну, в Липин Бор. И вот если бы не одна история, то, возможно, шекснинцы никогда бы и не узнали о том, кто такой Николай Александрович Покровский. Оказывается, во время войны, когда Николай Александрович был на фронте, районные власти решили выселить его жену из домика на территории больницы (где врач с женой и проживали). Покровский попросил домик оставить, а взамен предложил другой дом – в деревне Остров (где он раньше жил, работая фельдшером в Островской больнице). Но… ему напомнили, кто его отец, обвинили в барских замашках. При чем тут барские замашки, если человек просит не выселять его из его же дома? Но в те времена такое обвинение могло обернуться большими неприятностями, оставаться в Липином Бору не представлялось возможным.

Будни районной больницы

     Но в областном отделе здравоохранения знали талант Покровского и предложили ему несколько районов. Он выбрал Шексну и приехал сюда в сентябре 1946 года.
     А что в это время представляла собой шекснинская больница? Четыре деревянных здания. В двухэтажном на первом этаже размещался стационар на 25 коек. На первом этаже – хирургия, терапия, детское отделение, на втором – родильное. Отдельные помещения занимали инфекционное отделение и амбулатория. Было ещё и  свободное здание, в котором в войну располагался эвакогоспиталь. И плюс еще жилые дома и хозяйственные постройки.
     В первую же неделю Покровский переоборудовал одну из палат под операционную (хирурга в Шексне не было уже лет 10, как не  было и операционной). Начал оперировать. Вторник и пятница – плановые операции. По три-четыре операции в день, в зависимости от сложности. В другие дни врач принимал амбулаторных больных. А ещё  успевал заниматься  ремонтом здания бывшего эвакогоспиталя: туда перемещалась амбулатория, а на ее место – после перепланировки – родильное и гинекологическое отделения.
     Но Покровский не только ремонтирует старые постройки, но занимается и строительством.  При нём  были построены здания женской и детской консультации, новая амбулатория. А в ней появилась возможность разместить и новые службы – рентгенкабинет, физиокабинет, зубопротезный кабинет, лабораторию. Позднее были также построены санэпидемстанция, прачечная, гараж и четыре жилых дома для медработников. Да плюс еще к двухэтажному зданию хирургии сделана пристройка, равная ему по площади.
     Ух, и перечислять всё это устанешь. А как же было строить, если даже перечислять устаешь!
     И ведь не за барыши в те времена делали, а потому что это было нужно людям. В ту пору, например, отопление везде печное, дров на всю больницу необходимо наготовить много. Лес сплавляли по реке, бревна доставали трактором, а ещё их нужно было распилить, наколоть. И все это делалось, естественно, бесплатно, о деньгах никто и не заикался. Надо, значит – надо…
     Да у Покровского и не поленишься – строгий, сам в делах и хлопотах, и другим покоя не даст. Те, кто работал рядом с ним, только и удивлялись: и откуда у него столько энергии? Встает в 4 утра, идет на колодец, умывается чистой холодной водой, а с 7 утра – уже в больнице.  Прием,  операции,  строительство, встречи –  много дел у главного врача!  Днем, с 14 до 16, отдыхает дома. А  потом до одиннадцати-двенадцати вечера – опять в больнице. Спит по 3-4 часа в сутки. Это ли не пример молодым? И тянутся за ним, стараются не подвести.

Строгий, но справедливый

     В первую же весну Покровский вместе с медперсоналом больницы разбил сад, посадив яблони и вишни. Посадили и клубнику – специально для детского отделения. Картошка, капуста, редиска тоже росли на больничном огороде. Главный врач сам показывал, что как правильно сажать. «Капусту садят обязательно в кашу», – выкапывает лунку, смачивает почву, чтобы образовалась каша – садит зернышко, засыпает сухой землей. Он учил всех и помогал всем, понимая, что медработники ведут это хозяйство бесплатно, на энтузиазме, для пользы дела. А ведь еще была при больнице всякая живность: лошади, коровы, поросята, куры, утки и даже – запомнившийся многим – козел. А козел для того, чтобы ласка не завелась – боится ласка козлиного духа.
     Была у Покровского любимая лошадь по кличке Нота. И по району ездить (за отсутствием машин), и на скачках участвовать на шекснинском ипподроме. К слову, на скачках легендарный хирург занимал первые места.
     Но, как говорится, делу – время, потехе – час. А дел в больнице всегда много. И потому, чтобы кому-то попозже прийти или пораньше уйти – и речи быть не могло. А если медсестра на ночном дежурстве прикорнет, а Покровский узнает (он мог и ночью прийти проверить, что и как) – выговор обеспечен. Это ночное дежурство, кстати говоря, тоже было бесплатным.
     Главврач был требователен ко всем. Например, все медсестры должны были владеть различными вспомогательными операциями – и гипс приготовить, и наркоз сделать, и прочие манипуляции выполнить. «Чтобы всё всегда было наготове!» – требовал Николай Александрович. «Аппарат Боброва» был в то время один на район. Как только его использовали, нужно сразу же прокипятить, чтобы  он был готов к следующему применению. Покровский объяснял такую готовность тем, что Шексна находится на берегу реки, и в случае нештатной ситуации больные могут поступать десятками.
     Покровский всех приучал к дисциплине, которая была для него превыше всего. Мария Леонтьевна Травина, работавшая при Покровском старшей медсестрой, вспоминает, как главврач говорил ей: «Чтобы ты цербером была в больнице!». И сам умел цербером быть, и дисциплину поставить. Порой мог сгоряча даже и обидеть кого-нибудь из медперсонала, но через пять минут уже подходил со словами: «Милочка…». Понятно, что он не хотел обижать… 
     Но в жизни Николай Александрович Покровский был добрый интеллигентный человек. «Голубчик, Гурий Устинович, нечем больных кормить, нет мяса», – бывало, звонит он председателю колхоза. Ну кто же после такого обращения ему откажет?

У домашнего очага

     И за всеми этими каждодневными делами и заботами, операциями и ремонтом больницы, приемом больных и работой с кадрами был же еще другой человек – Покровский-муж и Покровский-отец.  И этот-то «другой человек» меньше доступен взгляду со стороны.
     «Нюрочка», – так он всегда называл свою жену. Познакомился он с ней еще во время учебы в фельдшерском медицинском училище, хотя женились они в 30-е годы. Анна Алексеевна была из музыкальной семьи – многие ее родственники были профессиональными музыкантами или преподавателями музыки. Сама она, говорят, была полная противоположность мужу – яркому, энергичному, строгому и требовательному Покровскому. Анна Алексеевна, как вспоминают знавшие её, была тихая умница, скромница. Она органично дополняла характер Николая Александровича, давая ему то, что так необходимо кипучему трудоголику – тепло домашнего очага. Анна Алексеевна всегда заботилась о нем – чтобы он был накормлен, обстиран, ухожен. Хотя хозяйство (поначалу жили в Чуровском, там были пасека и корова) вести особенно не могла – Покровский сам им занимался. Но самое главное, что давала ему жена – это  ощущение уверенности, ощущение того, что его любят, понимают и всегда поддержат. В браке с Анной Алексеевной  у них родилось двое детей. Но, к сожалению, сын Вадим умер от скарлатины в полгода, а вот дочь Лидия сейчас на пенсии – живет в Череповце. Она всю жизнь проработала врачом –  детским окулистом или, как принято сейчас говорить, узким специалистом….
     В отличие от отца, который был универсальным работником. В глубинке таким – цены нет! Он был не только хирургом, но еще и терапевтом, и гинекологом, и педиатром. И операции мог выполнять самые разнообразные: трепанация черепа, кесарево сечение,  удаление вен и зоба, резекция желудка (язвы), лечение остеомиелита, исправление врожденного косолапия… Он делал всё! Единственное, за что не брался, так это операции на сердце. А чтобы от остальных операций отказаться по незнанию, такого не бывало.
     Однажды привезли скотника, всего потрепанного, исколотого рогами быка. Операция длилась всю ночь, на наркоз ушло целых 4 флакона эфира. Скотник выздоровел.
  А как-то пришел тракторист с опухшей и почерневшей рукой. Прорвало какую-то трубу с маслом, а он решил трактор не глушить – русский человек – и на ходу зажал трубу ладонью. Но масло под давлением пробило кисть, началось заражение крови. Да ведь не сразу и обратился тракторист – в Вологде лечился, но и там ему отказали: не знали, как лечить. А Покровский вылечил.
     И не только умением своим лечил Николай Александрович больных, но еще и самим обращением с ними, доброжелательностью, отзывчивостью. Каждого больного называл по имени-отчеству. А если поступает новый больной – откуда бы ни был – каждому делали ванну, для чего специально кипятили воду в большом котле. Чистота для хирурга была правилом номер один.
     Отпуск Николай Александрович всегда брал в сентябре и ехал к себе на родину, в Вашкинский район. Брал с собой тару (для дичи, для ягод), двух собак. Любил охоту, иногда за раз набивал по 18 уток. Но и в отпуске ему приходилось работать. Люди, прознав, что в их краях Покровский, спешили к нему со своими болячками. И он принимал, никому не отказывал, – разумеется, совершенно бескорыстно. Придет какая-нибудь женщина, осмотрит ее Покровский, скажет, как и чем лечиться. А она в благодарность ему ведро ягод тащит. «И ее убирай, и сама убирайся», – строго, но шутливо говорит врач.

Вместо эпилога

     Покровский стал сдавать, когда ему перевалило за шестьдесят. На июльском сенокосе 1963 года он уже не брал в руки косу, тяжело больной сидел на пригорке и наблюдал, как ловко работают мужики. А ведь до этого ни один покос без него не обходился.
     Здоровье Николая Александровича стремительно ухудшалось. «Вот здесь у меня рачок», – говорил он, показывая себе на грудь. Догадывался о своем недуге. А его берегли, не хотели говорить ему этот страшный диагноз. Даже снимки показывали старые. «Да ведь здесь я молодой», – и тут догадывался. Тогда коллеги решили сказать, что это у него туберкулез, и лечили как будто от чахотки. А был у него рак легких и метастазы в позвоночнике. Вскоре он уже не мог ходить. «Николай Александрович, да это стрептомицин дал осложнение на ноги», – говорили ему. Но разве обманешь опытного врача?
     За двадцать дней до смерти положили в хирургическое отделение, где он стольких людей поднял на ноги. А теперь – кто его поднимет? Отдельная палата, медперсонал круглосуточно рядом. Но он уже понимает, что дни его сочтены. И планы свои передает Тамаре Александровне Шкипаревой, которая оставалась после него главврачом. И вот в ночь с 7 на 8 октября 1963 года Николая Александровича Покровского не стало.
     Таких похорон, какие были тогда, в октябре 1963 года, больше не было в Шексне. Тысячи людей пришли проводить в последний путь Николая Александровича Покровского. Море цветов – осень тогда была поздняя, цветы сохранились. Глядя  на  скорбные фотографии, на  огромную печальную процессию, можно подумать, что хоронят кого-то из великих людей – так много пришло народа проводить в последний путь  доктора Покровского…
     Сначала на могиле Покровских (жена Анна Алексеевна умерла позже, в 1979 году) поставили памятник из мраморной крошки. Но с годами он обветшал, стал разрушаться. Однако стараниями В.Е. Полунина и И.Ф. Судакова поставлен новый памятник. Так и мы – будем постоянно обновлять нашу память об этом далеком уже от нас, но близком нам человеке – Николае Александровиче Покровском.
Николай ДЕГТЕРЁВ.