Памяти доктора Покровского посвящается
Таких похорон, какие были тогда, в октябре 1963 года, больше не было в Шексне. Тысячи людей пришли проводить в последний путь Николая Александровича Покровского.
Это был человек с добрым сердцем, хирург-профессионал, спасший многих людей от смерти. В память о докторе Покровском в Шексне названа улица, где он жил и работал.
Уроженец Шекснинского района, а ныне вологодский пенсионер В.В. Смелов лично знал доктора Покровского и написал о нем одноименную повесть. Вспоминая легендарного доктора, предлагаем вашему вниманию выдержки из повести.
Лучше наградить сухариком
«…А новый-то, молодой хирург, оказался лошадником.
Он сразу же захватил лошадь с тарантасом и стал согласно расписанию ездить на приёмы в сёла Чуровское, Чаромское, Чёбсару, Сизьму… Через год-два весь район знал: едет доктор Покровский. Он заменил лошадь на коня. Теперь у него был классический орловский рысак серого цвета в яблоках. Высокий, крупный, грудастый, гордый, с тонкой трепетной мордой и никого, кроме хозяина, не признающий конь..jpg)
А хозяина конь любил так, что внешне это выглядело наоборот: если хозяин командует: «Стой», - конь отворачивается от него, и всем своим видом показывает, что не слышал, что ему все безразлично. И тут же на месте делает несколько шагов и замирает в ожидании, когда хозяин похвалит его.
Доктор не подаёт виду, что он понял хитрого коня, и ворчливо хвалит его:
- Какой молодец, ай да конь! – так не только сухарик, но и кусочек сахара можно заработать.
И когда время позволяет, доктор бросает вожжи, всё равно без команды конь с места не тронется, слезает с тарантайки и угощает коня. Сначала сухариком, подавая его в ладошке, а затем и маленьким кусочком сахара. Конь медленно, с чувством, с расстановкой хрустит сухариком, потом смакует кусочек сахара. Всё очень медленно и аккуратно. В стране был голод, до полного рациона никому не хватало, тем более хлеба и сахара, но доктор выкраивал для своего любимца и сухарики, и сахарок…
На ипподроме мы многократно наблюдали эту картину. Ещё подростками отмечали поведение доктора - в отличие от других лошадников, а их собиралось человек пять-шесть, он никогда не повышал голоса, не ругаелся, тем более матом.
… «Ты же воевал, всю проклятую в полевом госпитале, неужели материться не умеешь?» - посмеивались лошадники над доктором.
«Я все знаю, умею, но там была война, и это не оскорбляло человеческого достоинства, а зачем теперь мат, зачем оскорблять человека, животных, нет, лучше наградить сухариком!» - отвечал доктор».
Крестный отец – от смерти спас
«…Мы упали между рельсов на замазученные шпалы: Сашка хотел положить меня на лопатки, но я, быстрый и ловкий, крутился, и мы по очереди оказывались сверху.
Шёл бой на рельсах, между станцией и стрелочной будкой, а из-за западного крутого поворота показался поезд, идущий с Череповца по нашему пути. А с востока, около Игнатьевской будки, тоже спешил проходящий из Вологды. Два встречных поезда. На первом пути дерутся два пацана. Поезда не остановить. Всё замерло от свистка двух встречных.
От холодильника бежал мой отец, а от станции, по пыльной дороге на любимом скакуне мчался доктор Покровский. Военный хирург в секунду оценил ситуацию, когда увидел драку на путях и дальние гудки паровозов.
Он стегнул жеребца, тот помчался, через три-четыре секунды Покровский перепрыгнул кювет, схватил в охапку и выбросил ребят с рельсов, а затем прыгнул с путей и прижал их к земле.
И в то же мгновение по первому пути загремел череповецкий поезд, а через несколько секунд загремел и вологодский.
Машинист череповецкого видел всю эту картину. Мокрый от возбуждения и напряжения отпустил рычаг с свистка и одобрительно показал большой палец доктору… Потом долго моя мать посмеивалась над нами и говорила, что доктор теперь для нас не только доктор, а крестный отец – от смерти спас!».
Как доктор с цыганом торговался
«… На другой день левая рука распухла и стала толстой, как нога, я пошёл к хирургу. Принимал доктор Покровский. Только я сел перед ним, как в дверь постучали, и просунулась голова цыгана: «Можно?».
Доктор обрадовался: «Заходи, а ты немного подождешь?».
Я кивнул головой.
Вошёл цыган в кожаной безрукавке, с длинными взъерошенными волосами, с большой разлапистой чёрно-седой бородой, в высоких хромовых сапогах, красной рубахе, невысокого роста и с холщёвым мешком в руках.
- Принёс? – спросил доктор.
- Принёс! – ответил цыган.
- Покажи! – скрывая заинтересованность, сказал доктор.
- Смотри, – и цыган достал из мешка вожжи.
- А длина – 15 метров? – спросил, перебирая в руках светло-серые сыромятные вожжи доктор.
- Пятнадцать, пятнадцать, - ответил, вздыхая, цыган.
- Сколько? – доктор задыхался от радости.
Он года три искал такие вожжи: сыромятные, светло-серого цвета, чуть темнее, чем цвет его любимого жеребца: и мягкие, и прочные, и в руке окладистые.
Цыган назвал цену. Цена была названа явно непомерной, это так обидело доктора, что тот застыл в оцепенении и не знал, как же поступить далее.
- Ворованные? – вдруг спросил он.
Цыган выпрямился:
- Скажи свою цену?
- Двадцать пять и ни рубля больше, - твёрдо и отчётливо ответил доктор.
- Договорились! – и цыган был доволен.
Доктор набрал номер домашнего телефона и попросил жену: «К тебе сейчас придёт цыган и привезёт мне вожжи для коня, ты отдай ему двадцать пять рублей и еще мешок картошки, но проверь, чтобы вожжи были пятнадцать метров, такие же, как старые. Ты поняла? Проживем как-нибудь, ну до вечера!».
Отправив цыгана, доктор повернулся ко мне. Его сухое, с мелкими морщинами лицо выражало умиление:
- Ну что у тебя?
Я понял левую опухшую руку, доктор помял её своими твёрдыми пальцами:
- До чего довёл руку! Давай отрежем!
Я руку отдернул и прижал к груди.
- Нет!
- Тогда давай нечисть выпустим, – сказал доктор, беря никелированный скальпель.
- Нет, – ответил я.
- Да, ты прав, это лимфа воспалилась, так где же царапина?
- Вот, – и я показал царапину на мизинце правой руки.
- Вот отсюда зараза и пошла.
Он велел медицинской сестре обработать руку какой-то неприятной, вонючей жёлтой мазью и забинтовать. Выписал рецепт на таблетки, сказав, что через неделю всё пройдет.
На второй, третий день визита к врачу опухоль действительно пропала, а через неделю уже ничего не напоминало о заболевании».
И никто ему не возражал
«Он удивлял тем, что хорошо разбирался в людях и прощал им то, что они не могли никак избежать: «Ты, ты говори со мной с матерком, уж не стесняйся, как можешь, так и рассказывай, тебе же без мата двух слов не связать, а мне надо знать все, чтоб тебя вылечить», - говорил он какому-нибудь леснику из глуши. И тот рассказывал всё, как валил деревья и как не успел выскочить от упавшей елки, и всё с матом, с прибаутками, с народным жаргоном… Через полчаса, «дав прикурить» всем окружающим, отчитав курящих в тамбуре больных, прочитав лекцию о вреде табака, доктор садился на тарантайку и ехал в сёла Чуровское и Сизьму на пару дней.
Уже были легковые автомобили, была уже одна машина скорой помощи, но доктор не расставался с лошадью.
Ему нужно было действие, и если не было операций, доктор становился грозным и сердитым; но когда делал сложную и удачную операцию, он из операционной, скинув окровавленные перчатки и халат, выходил к курящим в тамбуре мужикам, закуривал «Беломор-Канал» и читал всем проповедь о правильном и здоровом образе жизни, и столько в нём было уверенности и убеждённости, что никогда и никто ему не возражал».
Страшная история
«… В практике зав. ЦРБ Покровского были такие страшные истории, что о них до сих пор рассказывают легенды…
Однажды из сиземских лесов привезли без сознания молодого ещё мужчину: грудь его при рубке леса была проткнута насквозь, тонкой, с руку, ёлочкой.
Он ещё был в сознании, вальщик твердого характера, и приказал около себя с обеих сторон опилить проткнувшую его ёлку и вести срочно в Шексну к хирургу Покровскому: много слышал о нём, мёртвых на ноги ставит. Всю дорогу шептал: «К Покровскому… к Покровскому… Он меня… На ноги поставит».
Привезли в операционную, все хирурги растерялись, один Покровский внимательно осмотрел уже потерявшего сознание человека. Крепкий, сухопарый мужик. И сделал вывод: «Операция сложная, долгая, за восемь часов сделаем. Жить будет. Будем работать четырьмя бригадами. Всех врачей необходимо вызвать. Две бригады работают – две отдыхают. Руковожу операцией я. Вся ответственность на мне»…
Около трёх часов ушло на то, чтобы, вскрывая скальпелем тело, добраться до воображаемой середины ёлочного обрубка, распилить его внутри живого, раненого человека и извлечь ёлку из тела, а только потом чистить и оперировать раненого.
Почти десять часов шла эта операция, и Покровский верил, что они спасут пострадавшего.
Так оно и вышло. Были ещё у этого вальщика операции, но он с третьей группой инвалидности через полгода вышел из больницы Покровского».
Уроженец Шекснинского района, а ныне вологодский пенсионер В.В. Смелов лично знал доктора Покровского и написал о нем одноименную повесть. Вспоминая легендарного доктора, предлагаем вашему вниманию выдержки из повести.
Лучше наградить сухариком
«…А новый-то, молодой хирург, оказался лошадником.
Он сразу же захватил лошадь с тарантасом и стал согласно расписанию ездить на приёмы в сёла Чуровское, Чаромское, Чёбсару, Сизьму… Через год-два весь район знал: едет доктор Покровский. Он заменил лошадь на коня. Теперь у него был классический орловский рысак серого цвета в яблоках. Высокий, крупный, грудастый, гордый, с тонкой трепетной мордой и никого, кроме хозяина, не признающий конь.
А хозяина конь любил так, что внешне это выглядело наоборот: если хозяин командует: «Стой», - конь отворачивается от него, и всем своим видом показывает, что не слышал, что ему все безразлично. И тут же на месте делает несколько шагов и замирает в ожидании, когда хозяин похвалит его.
Доктор не подаёт виду, что он понял хитрого коня, и ворчливо хвалит его:
- Какой молодец, ай да конь! – так не только сухарик, но и кусочек сахара можно заработать.
И когда время позволяет, доктор бросает вожжи, всё равно без команды конь с места не тронется, слезает с тарантайки и угощает коня. Сначала сухариком, подавая его в ладошке, а затем и маленьким кусочком сахара. Конь медленно, с чувством, с расстановкой хрустит сухариком, потом смакует кусочек сахара. Всё очень медленно и аккуратно. В стране был голод, до полного рациона никому не хватало, тем более хлеба и сахара, но доктор выкраивал для своего любимца и сухарики, и сахарок…
На ипподроме мы многократно наблюдали эту картину. Ещё подростками отмечали поведение доктора - в отличие от других лошадников, а их собиралось человек пять-шесть, он никогда не повышал голоса, не ругаелся, тем более матом.
… «Ты же воевал, всю проклятую в полевом госпитале, неужели материться не умеешь?» - посмеивались лошадники над доктором.
«Я все знаю, умею, но там была война, и это не оскорбляло человеческого достоинства, а зачем теперь мат, зачем оскорблять человека, животных, нет, лучше наградить сухариком!» - отвечал доктор».
Крестный отец – от смерти спас
«…Мы упали между рельсов на замазученные шпалы: Сашка хотел положить меня на лопатки, но я, быстрый и ловкий, крутился, и мы по очереди оказывались сверху.
Шёл бой на рельсах, между станцией и стрелочной будкой, а из-за западного крутого поворота показался поезд, идущий с Череповца по нашему пути. А с востока, около Игнатьевской будки, тоже спешил проходящий из Вологды. Два встречных поезда. На первом пути дерутся два пацана. Поезда не остановить. Всё замерло от свистка двух встречных.
От холодильника бежал мой отец, а от станции, по пыльной дороге на любимом скакуне мчался доктор Покровский. Военный хирург в секунду оценил ситуацию, когда увидел драку на путях и дальние гудки паровозов.
Он стегнул жеребца, тот помчался, через три-четыре секунды Покровский перепрыгнул кювет, схватил в охапку и выбросил ребят с рельсов, а затем прыгнул с путей и прижал их к земле.
И в то же мгновение по первому пути загремел череповецкий поезд, а через несколько секунд загремел и вологодский.
Машинист череповецкого видел всю эту картину. Мокрый от возбуждения и напряжения отпустил рычаг с свистка и одобрительно показал большой палец доктору… Потом долго моя мать посмеивалась над нами и говорила, что доктор теперь для нас не только доктор, а крестный отец – от смерти спас!».Как доктор с цыганом торговался
«… На другой день левая рука распухла и стала толстой, как нога, я пошёл к хирургу. Принимал доктор Покровский. Только я сел перед ним, как в дверь постучали, и просунулась голова цыгана: «Можно?».
Доктор обрадовался: «Заходи, а ты немного подождешь?».
Я кивнул головой.
Вошёл цыган в кожаной безрукавке, с длинными взъерошенными волосами, с большой разлапистой чёрно-седой бородой, в высоких хромовых сапогах, красной рубахе, невысокого роста и с холщёвым мешком в руках.
- Принёс? – спросил доктор.
- Принёс! – ответил цыган.
- Покажи! – скрывая заинтересованность, сказал доктор.
- Смотри, – и цыган достал из мешка вожжи.
- А длина – 15 метров? – спросил, перебирая в руках светло-серые сыромятные вожжи доктор.
- Пятнадцать, пятнадцать, - ответил, вздыхая, цыган.
- Сколько? – доктор задыхался от радости.
Он года три искал такие вожжи: сыромятные, светло-серого цвета, чуть темнее, чем цвет его любимого жеребца: и мягкие, и прочные, и в руке окладистые.
Цыган назвал цену. Цена была названа явно непомерной, это так обидело доктора, что тот застыл в оцепенении и не знал, как же поступить далее.
- Ворованные? – вдруг спросил он.
Цыган выпрямился:
- Скажи свою цену?
- Двадцать пять и ни рубля больше, - твёрдо и отчётливо ответил доктор.
- Договорились! – и цыган был доволен.
Доктор набрал номер домашнего телефона и попросил жену: «К тебе сейчас придёт цыган и привезёт мне вожжи для коня, ты отдай ему двадцать пять рублей и еще мешок картошки, но проверь, чтобы вожжи были пятнадцать метров, такие же, как старые. Ты поняла? Проживем как-нибудь, ну до вечера!».
Отправив цыгана, доктор повернулся ко мне. Его сухое, с мелкими морщинами лицо выражало умиление:
- Ну что у тебя?
Я понял левую опухшую руку, доктор помял её своими твёрдыми пальцами:
- До чего довёл руку! Давай отрежем!
Я руку отдернул и прижал к груди.
- Нет!
- Тогда давай нечисть выпустим, – сказал доктор, беря никелированный скальпель.
- Нет, – ответил я.
- Да, ты прав, это лимфа воспалилась, так где же царапина?
- Вот, – и я показал царапину на мизинце правой руки.
- Вот отсюда зараза и пошла.
Он велел медицинской сестре обработать руку какой-то неприятной, вонючей жёлтой мазью и забинтовать. Выписал рецепт на таблетки, сказав, что через неделю всё пройдет.
На второй, третий день визита к врачу опухоль действительно пропала, а через неделю уже ничего не напоминало о заболевании».
И никто ему не возражал
«Он удивлял тем, что хорошо разбирался в людях и прощал им то, что они не могли никак избежать: «Ты, ты говори со мной с матерком, уж не стесняйся, как можешь, так и рассказывай, тебе же без мата двух слов не связать, а мне надо знать все, чтоб тебя вылечить», - говорил он какому-нибудь леснику из глуши. И тот рассказывал всё, как валил деревья и как не успел выскочить от упавшей елки, и всё с матом, с прибаутками, с народным жаргоном… Через полчаса, «дав прикурить» всем окружающим, отчитав курящих в тамбуре больных, прочитав лекцию о вреде табака, доктор садился на тарантайку и ехал в сёла Чуровское и Сизьму на пару дней.
Уже были легковые автомобили, была уже одна машина скорой помощи, но доктор не расставался с лошадью.
Ему нужно было действие, и если не было операций, доктор становился грозным и сердитым; но когда делал сложную и удачную операцию, он из операционной, скинув окровавленные перчатки и халат, выходил к курящим в тамбуре мужикам, закуривал «Беломор-Канал» и читал всем проповедь о правильном и здоровом образе жизни, и столько в нём было уверенности и убеждённости, что никогда и никто ему не возражал».
Страшная история
«… В практике зав. ЦРБ Покровского были такие страшные истории, что о них до сих пор рассказывают легенды…
Однажды из сиземских лесов привезли без сознания молодого ещё мужчину: грудь его при рубке леса была проткнута насквозь, тонкой, с руку, ёлочкой.
Он ещё был в сознании, вальщик твердого характера, и приказал около себя с обеих сторон опилить проткнувшую его ёлку и вести срочно в Шексну к хирургу Покровскому: много слышал о нём, мёртвых на ноги ставит. Всю дорогу шептал: «К Покровскому… к Покровскому… Он меня… На ноги поставит».
Привезли в операционную, все хирурги растерялись, один Покровский внимательно осмотрел уже потерявшего сознание человека. Крепкий, сухопарый мужик. И сделал вывод: «Операция сложная, долгая, за восемь часов сделаем. Жить будет. Будем работать четырьмя бригадами. Всех врачей необходимо вызвать. Две бригады работают – две отдыхают. Руковожу операцией я. Вся ответственность на мне»…
Около трёх часов ушло на то, чтобы, вскрывая скальпелем тело, добраться до воображаемой середины ёлочного обрубка, распилить его внутри живого, раненого человека и извлечь ёлку из тела, а только потом чистить и оперировать раненого.
Почти десять часов шла эта операция, и Покровский верил, что они спасут пострадавшего.
Так оно и вышло. Были ещё у этого вальщика операции, но он с третьей группой инвалидности через полгода вышел из больницы Покровского».
Учредители: АМУ «Редакция газеты «Звезда»,